ПСИХОЛОГИЯ УЖАСА | РАССКАЗЫ

— Вадим, смотри! Пришла! Наконец-то! Катя влетела в квартиру, как порыв свежего, пахнущего озоном ветра после долгого удушья. На её лице сияла такая неподдельная, такая детская радость, что, казалось, даже старый паркет под её ногами перестал скрипеть. Она сбросила на банкетку сумку, не разуваясь промчалась на кухню и помахала перед лицом мужа телефоном. Экран ярко светился, высвечивая уведомление от банка. Жирные, уверенные цифры с пятью нулями. Её годовая премия. Её личный триумф. Вадим, который...

— Ещё одна ложка, Катя. Ради графитового серого цвета. Ради запаха нового салона. Ради того, чтобы больше никогда не мёрзнуть на остановке. Волокнистая куриная грудка, отваренная до состояния мокрой бумаги, застревала в горле. Разваренная серая гречка, без соли, без масла, без вкуса, ложилась в желудок тяжёлым, безжизненным комком. Катя проглотила, запивая тёплой водой из стакана. Уже месяц её ужин выглядел именно так. Завтрак был таким же. Обед, который она брала с собой на работу в пластиковом контейнере, ничем не отличался...

— Глеб, подойди на секунду. Голос Вероники, ровный и тихий, прорезал уютный вечерний гул квартиры. Глеб оторвался от экрана телевизора, где какой-то гоночный болид входил в очередной вираж. Он лениво потянулся на диване, всем своим видом показывая, что его оторвали от чего-то важного, и нехотя поплёлся к компьютерному столу в углу комнаты. Вероника не повернулась. Она просто сидела, глядя на экран ноутбука, и её прямая спина была напряжена, как тетива лука. — Смотри, — сказала она, не повышая голоса...

— …нужно просто переждать, Юль. Это же не навсегда. Мама… она такая, ты же знаешь. У неё свои представления о том, как правильно. Она просто волнуется, вот и всё. Мы почти у цели, осталось совсем немного, и мы возьмём свою квартиру. Ты же этого хочешь? Игорь говорил быстро, чуть наклонившись над столом, словно пытался своими словами сплести кокон, в котором можно было бы спрятаться от проблемы. Его пальцы нервно теребили бумажную салфетку, превращая её в серую, бесформенную массу. Он не смотрел на...

— Да с какого перепугу твоя мать имеет право распоряжаться накоплениями нашей семьи? Или это ты единолично так решил? Что это вообще за новости такие? Елена говорила не повышая голоса, но сталь в её интонациях могла бы резать стекло. Она замерла посреди кухни, её рука с пустой чашкой так и застыла в воздухе на полпути к раковине. Вечер, который обещал быть тихим и ленивым, только что совершил крутое пике и врезался в невидимую стену. На плите в сотейнике что-то уютно шкворчало, источая пряный аромат чеснока и базилика, но теперь вся эта домашняя, обжитая атмосфера скукожилась, будто от мороза...

— Ариночка, доченька… это я. Она на мгновение оторвалась от своего занятия, прижав плечом телефонную трубку к уху. Лучи неяркого воскресного солнца, пробиваясь сквозь идеально чистое стекло, играли на её руках. Она методично, круговыми движениями натирала до блеска старый кофейник из мельхиора, и блики отражались в его выпуклом, тёплом боку. В квартире пахло лимонной полиролью и покоем. Это был её ритуал — воскресная, неспешная уборка под тихую музыку, создание уюта, который она ценила превыше всего...

— Десять минут, Марина. Ровно десять минут. — Голос Петра не был громким, но в нём была твёрдость и тяжесть чугунной гири. Он стоял в коридоре, перегородив ей путь в комнату, и смотрел на неё сверху вниз, в его глазах не было ни беспокойства, ни радости от её возвращения — только холодное, бухгалтерское недовольство. Словно она была не женой, а нерадивым подчинённым, нарушившим производственный график. — Петя, я же сказала, автобус сломался. Прямо посреди маршрута. Высадили всех, пришлось ждать следующего...

— Свет, ну это же моя сестра. Мама не переживёт, если она будет в общаге, — голос Дмитрия был вкрадчивым и умоляющим, он уже в третий раз за вечер заводил эту шарманку, аккуратно обходя острые углы, которые сам же и создал. Светлана молча положила вилку на тарелку. Она не стукнула ею, не бросила с раздражением — она именно положила, с выверенной, холодной точностью. Она дослушала его тираду про «нежную девочку Олю» и «ужасы общежития», которые существуют только в воспалённом воображении его матери...

— Зачем твоя мать вообще трогала мою одежду?! Кто просил её стирать? Ты понимаешь, что она испортила мне дорогие вещи, которые надо было стирать вручную?! Выгони её отсюда сейчас же! Ещё десять минут назад она входила в квартиру с приятным чувством завершённого дня. Но это чувство испарилось, едва за ней закрылась дверь. Воздух был чужим. Вместо тонкого аромата её любимого диффузора с нотками сандала и бергамота в нос ударил густой, химический запах дешёвого освежителя «Морской бриз». Её любимое кресло, обычно стоявшее у окна, было грубо сдвинуто к центру комнаты, будто готовилось к эвакуации...

— Слушай, Ань, я тут с родителями говорил… У них же трубы совсем сгнили, проводка искрит. Да и обои эти, помнишь, ещё на нашу свадьбу клеили. В общем, надо им помочь с капитальным ремонтом. Дело серьёзное, тысяч на четыреста потянет. Максим произнёс это будничным тоном, размешивая сахар в чашке с чаем. Он сидел за кухонным столом, который Анна выбрала и оплатила полгода назад, и смотрел на неё с выражением человека, обсуждающего покупку нового чайника. Он уже всё решил. Точнее, за него решили его родители, а он лишь выполнял функцию вестника, уверенного в безоговорочной поддержке тыла...

— Я, значит, ждала тебя на выставке, а ты в это время со своими дружками в баре бухал? Это моя первая персональная выставка, ты это понимаешь вообще?! Голос Маргариты был ровным и почти безжизненным, как линия горизонта над зимним морем. Он не срывался на крик, не дрожал. Вся её ярость, вся обида вчерашнего вечера перегорели за бессонную ночь и превратились в холодный, тяжёлый шлак, осевший где-то на дне души. Она стояла посреди своей студии, и воздух вокруг неё был густым от запахов льняного масла, скипидара и свежей грунтовки...

— Пахнет вкусно. Неужели сама? Слова Стаса упали на стол между двумя тарелками с пастой, и в них было всё: и удивление, и лёгкая насмешка, и плохо скрытый упрёк. Он пытался создать вечер. Настоящий вечер, как в тех фильмах, которые они когда-то смотрели вместе. Свечи, купленные им по дороге с работы, отбрасывали тёплые, пляшущие тени на их лица. Вино в бокалах рубиново поблескивало. Всё было правильно, выверено, как на картинке. Но картинка не оживала. — Заказала. Просто разогрела соус, — ровно ответила Вероника, механически накручивая спагетти на вилку...