ПСИХОЛОГИЯ УЖАСА | РАССКАЗЫ

— Ты не видела мои плавки? Ну те, синие, с пальмами? Я точно помню, что кинул их на кресло, а сейчас там только твоя кофта валяется. Голос Игоря доносился словно сквозь толстый слой ваты. Наталья с трудом разлепила глаза. Потолок плыл, закручиваясь в тошнотворную спираль, а во рту пересохло так, будто она наелась песка. Каждое движение отзывалось тупой, ломотой в суставах, словно кто-то методично выкручивал их плоскогубцами. — Игорь... — прохрипела она. Собственный голос показался ей чужим, скрипучим и жалким...

— Да что ж это за уродство такое! — Паша всплеснул руками так театрально, что у него даже рукав куртки задрался, оголяя дешевые часы на запястье. — Крис, ты посмотри! Это ж надо было так притереть и свалить! Вот люди пошли, а? Ни стыда, ни совести. Гниды, просто гниды. Кристина стояла молча. В её правой руке, обтянутой тонкой кожаной перчаткой, был крепко зажат ключ с брелоком. «Мазда» цвета «красный кристалл», которую она забрала из салона всего две недели назад, еще вчера вечером сияла под фонарями, как леденец...

— Ты оглохла, что ли? Я третий раз повторяю: подъем! Голос Виталика не просто звучал в комнате, он врезался в воспаленный мозг Ольги тупым ржавым сверлом. Каждое слово отдавалось в висках пульсирующей болью, а свет, пробивающийся сквозь щель в плотных гардинах, казался нестерпимо ярким, выжигающим сетчатку. Ольга попыталась сглотнуть, но горло словно набили битым стеклом вперемешку с песком. Она с трудом разлепила веки. Виталик стоял над кроватью уже полностью экипированный. На нем были старые,...

— Ты скормил мое диетическое питание, которое мне привозит курьер по медицинским показаниям, своим друзьям под пиво, потому что вам захотелось перекусить? Ты знал, что мне нельзя ничего другого из-за острой аллергии, и что я теперь останусь голодной до завтра? Тебе просто плевать на мое здоровье! Ты смеешься? Тебе смешно? Вот и смейся теперь в одиночестве, пока ищешь себе новую квартиру! — голос Алисы сорвался на хрип, но в нем не было визгливых истеричных ноток, только скрежет металла по стеклу...

— Ну что ты копаешься? Неси уже, сейчас тост говорить будем, — Вера ощутимо ткнула мужа локтем в бок. — Ведущий уже микрофон взял, мама смотрит. Ты чего застыл? Стас, нервно поправляя воротник рубашки, который почему-то топорщился и, казалось, душил его, недовольно цокнул языком. Он выглядел слишком напряженным для человека, которому просто нужно вручить долгожданный подарок любимой теще. Его глаза бегали по залу ресторана, избегая встречаться взглядом с женой, а на лбу выступила испарина, несмотря на мощную работу кондиционеров...

— Танкуй ромбом, ну куда ты лезешь, олень! Справа заходи, справа! — орал Андрей в микрофон, брызгая слюной на монитор. Его лицо, освещенное холодным синеватым светом экрана, исказилось в гримасе напряжения. Он дернулся всем телом, когда виртуальный снаряд отрикошетил от брони его тяжелого танка, и с силой ударил кулаком по столу. Чашка с засохшими остатками кофе жалобно звякнула, подпрыгнув на блюдце. В комнате стоял тяжелый, спертый запах давно не проветриваемого помещения — смесь перегретого пластика, человеческого пота и дешевых сухариков с холодцом и хреном...

— Антон, где мои платья? — Марина стояла в дверях спальни, сжимая в руке холодную металлическую ручку шкафа-купе. Пальцы побелели от напряжения, но голос оставался ровным, пугающе спокойным для человека, который только что обнаружил, что его жизнь располовинили. Внутри шкафа гулял сквозняк. Там, где еще утром плотным рядом висели шелковые блузки, дизайнерские юбки и то самое красное платье с открытой спиной, теперь зияла стерильная пустота. Одиноко позвякивали друг о друга пустые пластиковые плечики...

— Паш, ты чего в темноте сидишь? И что это хрустит под ногами? — Олег щелкнул выключателем, и резкий желтый свет люстры безжалостно выхватил из полумрака картину локального апокалипсиса. Восьмилетний Пашка сидел на полу, в позе лотоса, прямо посередине ковра. Вокруг него, словно останки древней цивилизации, были разбросаны крупные и мелкие куски керамики, покрытые черной и золотой эмалью. Олег сразу узнал эти черепки. Это была та самая «гиря» — огромная, тяжеленная копилка, которую они с сыном торжественно купили два года назад в магазине подарков...

— Ты бы хоть ноги вытерла нормально, а то с тебя сыплется, как со старой штукатурки. Я только пол помыл. Сергей даже не повернул головы от телевизора. Он лежал на диване, вытянув ноги в чистых, пугающе белых носках, и щелкал пультом, перебирая каналы. На журнальном столике перед ним стояла запотевшая банка пива и тарелка с аккуратно нарезанным сыром. Никаких крошек. Никаких пятен. Идеальная, журнальная картинка вечернего отдыха. Маша замерла в дверях гостиной. Её куртка была в серых разводах от...

— Ты опять занял деньги своей бывшей жене, потому что у неё сложная ситуация? А то, что нам нечем платить за коммуналку и холодильник пустой, тебя не волнует? У неё есть новый муж, пусть он её и содержит! Я не нанималась кормить твой прошлый гарем! — Ирина говорила это, не поворачиваясь к мужу, продолжая методично нарезать самую дешевую капусту, какую нашла в соседнем дискаунтере. Нож стучал по доске с глухим, ритмичным звуком, похожим на отсчет последних секунд перед взрывом. Артем замер в дверном проеме кухни...

— Где коробки? — голос Олеси прозвучал глухо, будто она говорила в плотную ватную подушку, хотя стояла посередине гулкого, лишенного мебели коридора. Дима, развалившийся на диване в гостиной, даже не сразу отреагировал. Он лежал, закинув ногу на ногу, и лениво прокручивал ленту в телефоне. На журнальном столике перед ним стояла наполовину пустая банка пива и тарелка с крошками от чипсов. В квартире пахло пылью и старым бетоном — запах вечного, вялотекущего ремонта, который, казалось, въелся в сами стены...

— Ты выгнал мою дочь-подростка из её комнаты спать на кухню на раскладушке, потому что приехал твой друг с женой и им надо где-то уединиться? Ты сказал девочке, что она должна уступить взрослым дяде и тете? Ты в своем уме? Это её дом, а не ночлежка для твоих приятелей! Вышвыривай своих гостей сию же минуту, и сам катись за ними следом! Я не позволю унижать своего ребенка! — голос Марины был негромким, но в нём скрежетала сталь, от которой у нормального человека по спине побежали бы мурашки. Она стояла в дверном проеме кухни, сжимая лямку сумки так, что побелели костяшки пальцев...