Простые рецепты

Андрей только открыл дверь и сразу услышал: ревёт кто-то. Он на ходу скинул ботинки, быстро прошёл в комнату и увидел свою шестилетнюю Вику. Сидит на полу среди раскиданных игрушек и плачет так, что аж всхлипывает. «Викуш, что такое?» - он сел рядом с ней на пол. «Дядя Саша сказал, что я неправильно собираю конструктор!» - всхлипнула девочка. Из кухни вышел Александр, новый муж бывшей жены Андрея, Ольги. Развелись они год назад, и Ольга довольно быстро нашла себе кого-то нового. Теперь Вика жила с мамой и её мужем, а к Андрею приезжала только на выходные...

Отец заходит в комнату без стука, как всегда. Антон даже не вздрагивает больше — привык уже. "Опять в этих своих наушниках сидишь?" — голос у отца такой, будто застал сына за чем-то постыдным. "Когда уже займёшься делом?" Антон снимает наушники, ставит на паузу. На экране замирает окно программы для сведения музыки — семнадцать дорожек, над которыми он корпел последние три дня. "Пап, я занимаюсь делом. Это трек для одной группы, они платят..." "Платят," — отец усмехается, присаживается на край кровати...

«Таня, к тебе гости», — воспитательница детского сада приоткрывает дверь в подсобку, где Татьяна Сергеевна перебирает костюмы для утренника. Татьяна поднимает голову, удивлённо хмурится. Гости? В середине рабочего дня? Вытирает руки о фартук, выходит в коридор. У входа стоит женщина — лет тридцати, в дорогом пальто, с аккуратной укладкой. Незнакомая. Но что-то в её лице... что-то до боли знакомое. «Добрый день», — говорит женщина, и голос дрожит. — «Вы... Татьяна Сергеевна Орлова?» «Да, это я. А вы...

Виктор Петрович жил на пятом этаже, в последней квартире длинного коридора. Однокомнатная «хрущёвка» с окнами во двор — тесная, но привычная. Семьдесят три года прожито, из них последние пять — в одиночестве, после смерти жены. Дети давно разъехались: сын обосновался в Москве, дочь уехала в Питер строить свою жизнь. Звонили редко, по праздникам. Приезжали ещё реже. Соседи его почти не замечали. Старик как старик — тихий, неприметный. Выходит утром за хлебом, возвращается. Иногда на лавочке у подъезда сидит, газету читает...

Я никогда не считала себя жадной. Просто бережливой. Всю жизнь копила, экономила, откладывала на чёрный день. И вот он настал — этот чёрный день. Врачи сказали: операция срочная, дорогая, без неё — максимум полгода. Денег не хватало. И тогда я вспомнила про золотую брошь матери, которая хранилась у моей сестры. Та самая брошь, которую мама завещала нам обеим — продать и поделить. Но сестра почему-то тянула, отказывалась, придумывала отговорки. Я была уверена: она хочет присвоить мои деньги. Я готова была подать на неё в суд, разорвать все отношения, доказать свою правоту...

«Дима, твоя сестра снова назначила семейный ужин. В пятницу. Обязательная явка», — я смотрела на мужа, ожидая обычного «ну потерпи, она же старается». Но он даже не поднял глаз от телефона. «Иди, если хочешь. Я устал от этих сборищ». Тогда я еще не знала, что его равнодушие было не усталостью, а частью плана. Плана, который его сестра Кристина разрабатывала месяцами, чтобы выжить меня из семьи и занять мое место в жизни моего мужа». Анна вышла замуж за Дмитрия три года назад, и первые полгода казались сказкой...

«Миша, я нашла коробку в твоем шкафу. Там кольцо. Очень дорогое кольцо. Ты хотел сделать мне сюрприз на годовщину?" — я смотрела на мужа, цепляясь за ту самую надежду, которая медленно исчезала с каждой секундой его затянувшегося молчания. Он побледнел — будто бы перед ним прямо сейчас возник призрак. "Вера... это не то, что ты думаешь," — наконец с трудом вымолвил он. Я еще не знала, что этот маленький бархатный футляр разрушит все, во что я верила последние пятнадцать лет». Вера всегда думала о себе как о счастливой женщине...

Анна Сергеевна переехала в новую квартиру в конце сентября. Старенький дом на окраине города, скрипучий лифт, облезлые стены в подъезде — но своё жильё, пусть и однокомнатное. В пятьдесят восемь лет она наконец-то перестала снимать углы. Соседка напротив попалась странная. Молодая, лет тридцати, с вечно встревоженным лицом и потухшими глазами. Звали её Светлана. Здоровалась она еле слышно, взгляд сразу отводила, будто боялась разговора. "Наверное, просто скромная", — подумала Анна Сергеевна и не стала навязываться...

«Убирайся! – Убирайся и больше не возвращайся!» – голос мой дрожал, он срывался – я практически хрипела. В груди всё сжималось от злости и обиды. Дмитрий стоял в дверях, чемодан выскользнул из руки, будто он до последнего надеялся, что я передумаю. Он пытался что-то сказать... какие-то оправдания, жалкие слова. Но мне было всё равно. Я не хотела, не могла его слышать. Перед глазами всё ещё мелькали те самые кадры с камеры – Наташа, моя подруга и коллега, тихо показала их мне на работе. С тех пор картинка не уходила из головы: всё стало ясно...

Я всегда считала, что хорошо разбираюсь в людях. Думала, что вижу их насквозь, что не ошибаюсь в своих суждениях. Но когда в моем телефоне раздался тот звонок из больницы, весь мой мир перевернулся. Оказалось, я не понимала ровным счетом ничего. А та, которую я записала во враги, на самом деле видела меня лучше, чем я сама себя. Елена Михайловна работала в одной и той же школе двадцать три года — русский и литература. Коллеги ее уважали, ученики побаивались, завуч всегда ставил в пример молодым. После развода пять лет назад она полностью ушла в работу...

Когда мой муж Олег сообщил, что его мама собирается переехать к нам, я словно услышала приговор. Серьёзно — иначе не назвать. Свекровь всегда держалась со мной холодно; я, честно сказать, тоже не горела дружелюбием в ответ. Первые недели под одной крышей — ад кромешный. Мы не могли и пяти минут пробыть в одной комнате, чтобы не обменяться колкими замечаниями. Но вот однажды, роясь среди её вещей, я совершенно случайно наткнулась на старое письмо. Всё, что было между нами раньше, мигом поблекло, потому что после прочитанного я увидела Нину Сергеевну совсем по-другому...

Когда я перебирала вещи покойной бабушки, вдруг наткнулась в потайном ящике комода на её старый дневник. На первой странице чётко и как будто нарочно было написано: "Если читаешь это, значит, меня уже нет. Прости меня, Катенька". Я перевернула страницу — и просто застыла. Всё, что я там увидела, перевернуло мою жизнь. Перевернуло до основания. В этот момент я всерьёз задумалась: а кто же я на самом деле? Катерина сидела прямо на полу — среди картонных коробок, переполненных всяким барахлом, и старых вещей, пропахших нафталином и прошлым...