Просто Папа и Василиса

Снег выпал ночью — густой и тяжёлый, не для открыток: будто город просто засыпали сверху и ушли. Утро пахло мокрой шерстью варежек и горячим железом батареи. На кухне тихо урчал чайник, и окно было в белой сетке — не инея, а следов от пальцев, когда она торопливо закрывала форточку. Оля проснулась раньше будильника. Так бывает, когда внутри давно зреет что‑то важное, а сказать это никак не получается. Она лежала, слушая, как в соседней комнате дышит сын — ровно, по‑детски, так, будто мир не умеет обманывать...

Снегопад начался ночью, тихо, почти украдкой. Город ещё бодрствовал: где‑то хлопали двери подъездов, на остановке спорили две женщины — ехать на автобусе или вызвать такси, над ближайшей шаурмечной вился пар, пахло жареным мясом и пряностями. Люди спешили, как всегда в будни: кто‑то бежал на позднюю смену, кто‑то возвращался домой с усталым лицом и тяжёлой сумкой. Аркадий сидел у окна и листал ленту новостей на телефоне, а на улице уже начали свой хоровод первые редкие снежинки. Он только что допил чай, аккуратно поставил кружку в раковину и понял, что уже минут десять смотрит в одну точку...

Последний день декабря тянулся удивительно долго. За окном лениво падал мокрый снег, и по стеклу тянулись тонкие кривые струйки воды. В квартире пахло картошкой из духовки, луком, который только что пережарили, и мандаринами — Катя всё‑таки купила маленький пакетик, не удержалась. Она стояла у окна с чашкой чая и смотрела на двор. Во дворе уже было оживлённо: соседи заносили в подъезд торты в блестящих коробках и пакеты с подарками. Один мужчина осторожно нёс большую коробку в золотой бумаге, чуть не поскользнулся, усмехнулся и быстрее зашёл в подъезд...

Телефон лежал на краю стола и молчал — обычный чёрный прямоугольник в чехле. Андрей Семёнович сидел на кухне в тёплых тапках и смотрел то на телефон, то в окно. За окном, как всегда, шла своя жизнь: кто‑то спешил на работу, торопливо хлопая дверями машин, соседский мальчишка в ярко‑красной шапке тащил куда‑то рюкзак почти с себя ростом. У всех дела, планы, встречи. — У него тоже, — тихо сказал он вслух и отодвинул телефон чуть дальше, чтобы не смотреть так пристально. На холодильнике висела открытка,...

— Мам, ну серьёзно, кому они нужны? — Нина отступила на шаг и, прищурившись, посмотрела на старые настенные часы. — Они же всё равно не ходят. Часы висели на стене в зале, прямо над старым диваном с продавленной серединой. Тёмное дерево, чуть потёртое по краям, жёлтый циферблат, на котором давно остановились стрелки — без трёх минут восемь. Под стеклом виднелась крошечная трещинка, как тоненькая морщинка у глаза. Когда‑то они, наверное, были гордостью квартиры. Теперь — просто немой свидетель того, что время здесь немного сдалось...

— И всё-таки… ты хочешь жить здесь до пенсии? — Лена выключила чайник и, не глядя на мужа, поставила кружки на стол. Андрей сидел у окна, опершись локтями о подоконник, и смотрел на двор: на покосившуюся песочницу, на машины, припаркованные в два ряда, на серый дом напротив, такой же, как их. Обычный спальный район, обычное утро, обычный разговор, который они вели уже который год. — Я хочу жить там, где мы будем счастливы, — осторожно ответил он. — Но я до сих пор не понимаю, где это «там» для тебя...

— Ольга Николаевна, вы же сами говорили, что устали от этой бухгалтерии… — осторожно начал директор. — В городе запускают новый проект, корпоративную школу наставников. Вас рекомендуют. Обучение, повышение, потом — руководящая должность. Это совсем другой уровень. Он говорил спокойно, даже чуть мягче обычного, будто боялся спугнуть её согласие. В кабинете пахло бумагой, крепким кофе и чем‑то старым — то ли линолеумом, то ли привычкой жить «как всегда». Ольга посмотрела на папку с буклетами. На обложке — улыбающиеся люди, стеклянный офис, короткие вдохновляющие фразы...

Когда-то Новый год в их доме начинался задолго до тридцать первого. Едва на улице становилось темнеть по-настоящему рано, Анна вытаскивала с антресолей заветную коробку — длинную, обшарпанную, с заклеенным скотчем уголком. — Ма-аам, достала? — из коридора влетала Лиза, младшая, в вечном шерстяном платье с оленями. — А мишура где? — следом появлялся Сашка, старший сын, уже постоянно хмурый подросток, но именно в этот день всегда странно оживлённый. Коробка пахла пылью, прошлогодними апельсинами, чуть-чуть нафталином и почему-то детским кремом...

Будильник в телефоне зазвенел в 6:40, как всегда. Лена, не открывая глаз, нащупала по тумбочке холодное стекло, провела пальцем, выключила сигнал — и тут же машинально проверила уведомления. Чаты, рабочая переписка, очередная рассрочка с настойчивым «Оплатите до…». Ничего удивительного, ничего нового. На кухне уже шипела сковорода, кот тёрся о Ленины ноги, а сын недовольно ворчал из своей комнаты: — Ма-а, ещё пять минут… — Мы и так уже минус десять минут, — отозвалась Лена, не отрываясь от экрана...

Чемодан снова стоял посреди кухни, как третий член семьи, к которому уже давно привыкли. Серый, сильно ободранный по углам, с приклеенной биркой «Тюмень — Новый Уренгой». Оля молча перекладывала из стопки в стопку аккуратно свёрнутые футболки, рабочий комбез, толстые шерстяные носки — знала уже наизусть, что понадобится вахтовику в тундре. На плите тихо булькал суп, в комнате тикали дешёвые китайские часы, в коридоре лежали кроссовки тридцать восьмого размера — дочкины, почти такого же размера, как у Оли...

Я никогда не любила ночные звонки. В них всегда есть что‑то тревожное: как будто сама темнота набирает твой номер и дышит в трубку, не представляясь. В ту ночь я спала плохо. За окном выл ветер, где‑то хлопала дверь, а батареи то ли шипели, то ли разговаривали между собой. Обычный январь в нашем панельном доме на окраине: тонкие стены, чужие кашли, телевизоры и сварливые семейные диалоги — всё слышно, как будто живёшь в большой коммуналке, просто с дверями покрепче. Я ворочалась, поправляла одеяло, считала до ста...

Мы правда живём рядом — или просто на одной площадке? Я задала себе этот вопрос в тот день, когда заморгала лампочка на панели лифта, коротко пискнула, и двери так и остались открытыми, словно кто‑то распахнул рот и забыл закрыть. — Да чтоб тебя… — пробурчал дядя Саша с шестого, привычно хлопнув ладонью по кнопке. Лифт молчал. Я стояла с пакетами у входа в подъезд и, если честно, думала только о том, как дотащить всё это до восьмого. До восьмого — ладно. А вот на девятом… на девятом живёт она. Нина Сергеевна...