Лабиринты Рассказов

Вы когда-нибудь видели, как человек крадет еду из собственной кастрюли? Не пробует, не откладывает на потом, а именно ворует, озираясь, как нашкодивший кот? Я увидела это во вторник, в семь вечера, когда вернулась со смены. Ноги гудели так, будто я сама разгружала фуры, а не накладные подписывала. Дома пахло сыростью и тем специфическим, сладковатым запахом старости, который привезла с собой Галина Петровна вместе с тремя клетчатыми сумками месяц назад. Я зашла на кухню тихо, в тапочках. Она стояла у плиты, где булькал мой, с любовью поставленный с утра на медленный огонь, борщ...

Вы когда-нибудь слышали, как звучит тишина в зале, где сидят тридцать человек? Это не та тишина, когда все затаили дыхание от восторга. Это липкая, стыдная тишина, от которой хочется провалиться сквозь паркет ресторана прямо в подвал, к крысам. Там, наверное, уютнее. Мне исполнилось пятьдесят пять. Две «пятёрки». Красивая дата, красивый ресторан с белыми скатертями, крахмальными салфетками и салатами, названия которых я даже не запомнила. Я сидела во главе стола, в новом платье цвета пыльной розы...

Чашка с чаем замерла у меня в руке, не донесясь до рта буквально пару сантиметров. Я почувствовала, как по спине пробежал холодок, хотя на кухне было душно от работающей духовки — Галина Петровна, моя свекровь, решила испечь свой фирменный пирог с капустой, пока мы были на работе. Она сидела напротив, разглаживая клеенку на столе своими натруженными, всегда чуть шершавыми ладонями. В её глазах светилась та самая, пугающая меня уверенность, с которой обычно объявляют о начале ремонта или смене власти...

— Ты приемная, квартира достанется родному внуку! — эти слова тетки Галины прозвучали не как новость, а как выстрел в упор. Она выплюнула их мне в лицо прямо в коридоре нотариальной конторы, даже не дождавшись, пока мы войдем в кабинет. Люди в очереди — кто с наследством, кто с доверенностями — испуганно вжали головы в плечи. А Галина стояла, уперев руки в бока, огромная, в своей норквой шубе, которая пахла дорогими духами и нафталином, и торжествовала. Рядом, уткнувшись в телефон, переминался с...

Телефон вибрирует на кухонном столе, скользя по клеенке, как жук, попавший в беду. Звук противный — зудящий, настойчивый. Воскресенье, одиннадцать утра. Голова после вчерашнего гудит не то чтобы от вина — я выпила-то всего ничего, — а от шума, басов приглашенного диджея и того искусственного, натянутого счастья, которое висело в воздухе банкетного зала «Версаль». Я делаю глоток кофе. Горький. Забыла положить сахар. На экране светится имя: «Тамара (Невеста)». Сердце, глупое, екает. Неужели что-то...

В коридоре пахло «Красной Москвой» и корвалолом — фирменный ароматический коктейль Тамары Петровны, предвещающий бурю. Она стояла у зеркала, нервно поправляя берет, и ее отражение метало молнии. Барсик, старый, одноухий кот, которого я подобрала у теплотрассы прошлой осенью, сидел на тумбочке и просто смотрел на нее. Желтым, спокойным, всепонимающим взглядом. Он даже не шипел. Он просто существовал в моем доме, и именно этот факт приводил свекровь в бешенство. — Ты меня не слышишь, Оля? — ее голос дрожал от наигранного драматизма, переходя в ультразвук...

Знаете, девочки, есть особый вид холода, который от погоды совсем не зависит. Он пробирает до костей, когда стоишь в коридоре собственной квартиры, переминаешься с ноги на ногу, словно двоечница перед директором, и пытаешься объяснить родному мужу, почему тебе не просто зябко, а до тошноты ледяно. Я сверлила взглядом затылок Олега. Он сидел на пуфике, шнуровал свои модные кроссовки с подошвой цвета ядовитого лайма и даже ухом не вел. — Марин, ну не начинай, а? — он с шумом выдохнул, будто я заставила его разгружать вагон с углем, а не попросила денег...

Знаете, говорят, что в браке всегда трое: муж, жена и... нет, не любовница. А та, с кем тебя постоянно сравнивают. У кого-то это «мама, которая варила лучший борщ», у кого-то — «дочь маминой подруги». А у меня в доме поселилось привидение по имени Людмила. Первая жена моего Гриши. Я её никогда не видела до недавнего времени. Знала только по фото в старом альбоме, который Гриша «случайно» забывал убрать в шкаф: стройная, с начесом по моде восьмидесятых, и, что самое главное, всегда улыбающаяся. — Лена, ну что это за макароны по-флотски? — Гриша отодвинул тарелку, даже не попробовав...

Я до сих пор помню, как звенела ложка о край фарфоровой чашки в той гробовой тишине. Дзинь. Дзинь. Звук, от которого хотелось зажмуриться. В комнате пахло ладаном, остывшими пирогами и корвалолом — запах, который въелся мне в кожу за последние семь лет. Мы сидели за столом: я, мой муж Костя, мама — Тамара Ивановна, и Света, моя младшая сестра. Поминки закончились, гости разошлись, оставив после себя гору грязной посуды и ощущение липкой пустоты. Я смотрела на пустой стул во главе стола. Бабушки Анны больше нет...

Я всегда чувствовала фальшь в интерьере. Знаете, когда дорогая ваза стоит не на том месте и «режет» пространство? Но в тот вторник фальшь ворвалась в мою собственную жизнь, и я не сразу поняла, как на это реагировать. Меня отпустили с объекта раньше — заказчик перепутал плитку, бригада встала. Я вернулась домой в три часа дня. Тихо. Слишком тихо для многоквартирного дома. Я провернула ключ в замке — мягко, почти бесшумно, привычка не будить мужа, если он с ночной смены. Но Костя был на работе. В прихожей стоял запах...

Я замерла с наполовину разрезанным тортом в руках. Нож звякнул о фаянсовое блюдо, и этот звук показался мне громче, чем радостные вопли детей в соседней комнате. В гостиной моей свекрови, Галины Петровны, пахло дорогими духами золовки и моим фирменным жаркое, которое я готовила три часа, потому что у самой «мамы» болела спина. Мы праздновали двойной день рождения: моему Пашке и племяннику Владику исполнилось по десять лет, с разницей всего в неделю. На столе перед Владиком лежал новенький, в заводской пленке, планшет последней модели...

Знаете, говорят, что любовь живёт три года, а брак проверяется первым ремонтом. У меня всё случилось быстрее. Мой брак прошел проверку на прочность ровно через двенадцать часов после того, как отгремел салют. Я сидела на кухне нашей съёмной двушки, обхватив руками чашку с остывшим кофе. На столе, среди крошек от вчерашнего каравая и засохших лепестков роз, лежал тот самый конверт. Плотный, кремовый, с золотым тиснением «С Днём Свадьбы!». Он был тяжелым. Приятно тяжелым. Вчера, когда Галина Петровна, моя теперь уже законная свекровь, вручала его нам под свет софитов, она плакала...