Питомец и его мир

За тридцать три года практики я понял: большинство проблем со здоровьем собак начинается с миски. Неправильное кормление убивает тихо, но верно. Месяц назад привели щенка овчарки Рекса. Три месяца, понос уже неделю, худой как скелет. Хозяева кормили его "по-человечески" - утром каша с молоком, днём суп, вечером макароны с тушёнкой. "А что не так? - удивлялись они. - Мы же сами это едим." Пришлось объяснять очевидное: у собак кишечник в три раза короче человеческого, совсем другие ферменты, иная кислотность желудка...

За тридцать лет работы ветеринаром я понял: размер собаки никак не связан с размером её самооценки. Чихуахуа весом полтора килограмма может управлять домом эффективнее овчарки весом в тридцать раз больше. А декоративные породы - это не живые игрушки, а настоящие собаки со всеми вытекающими сложностями. Прошлой осенью привели ко мне чихуахуа по кличке Цезарь. Весил килограмм семьсот, помещался в дамской сумочке, но вёл себя как генералиссимус. Семья из пяти человек жила по его расписанию. Завтрак в семь утра - строго по будильнику...

Кеша сидел на жёрдочке, повернувшись спиной к миске. Я поменяла воду, насыпала свежий корм. Семечки лежали нетронутыми уже десятый день. — Кеша, ну съешь хоть одну семечку, — попросила я. Он даже ухом не повёл. Просто сидел и смотрел в угол клетки. Перья на спине взъерошены, глаза полузакрыты. Попугай был не мой. Жил у тёти Лиды — маминой старшей сестры. Я к ней приезжала каждые выходные. Продукты привезти, по дому помочь, просто поговорить. А заодно — послушать их с Кешей разговоры. — Лида, моя хорошая! — орал он, когда она входила в комнату...

Зося не появлялась дома уже четвёртый день. Я ставила ей миску с утра — к вечеру корм оставался нетронутым. Звала её со двора — тишина. Спрашивала у соседок — никто не видел серую кошку с белым галстуком на груди. — Может, кто подобрал, — сказала Лидия Михайловна из седьмой квартиры. — Красивая ведь. Я кивнула, но знала — не подобрал никто. Зося просто исчезла. Восемнадцать лет она жила с нами. Прибилась к подъезду худым котёнком, когда Анечка ещё в садик ходила. Дочка увидела — и всё, никого слушать не стала...

Стучу себе по лбу и смотрю на то, что натворил Персик. В мастерской пахнет скипидаром и кофе. Кот сидит у окна и вылизывает правую переднюю лапу. Синюю. От краски, которую я вчера оставила на полу рядом с мольбертом. А на холсте — том самом, что грунтовала три дня для заказа Елены Николаевны — четыре ровных отпечатка. — Персик, зачем ты это сделал? — Голос срывается на писк. Он поднимает морду, смотрит на меня жёлтыми глазами и продолжает умываться. Видимо, считает, что всё сделал правильно. Заказ сдавать завтра...

— Марта, брось это! — крикнула я, увидев, что наша овчарка что-то тащит в зубах у калитки. Было семь утра, я вышла покормить кур. Марта обычно встречала меня у крыльца, но сегодня стояла у забора. В зубах у неё болтался какой-то тёмный комочек. Подошла ближе — щенок. Живой, но еле дышащий. Грязный, худой, покрытый какими-то болячками. Совсем крошка — дней десять от роду, не больше. И явно не овчарка. Короткие лапки, висячие ушки. Обычная дворняга. Марта держала его осторожно, не сжимая зубы. Положила к моим ногам и села рядом...

— Отведите собаку в другую комнату, — сказал доктор Петров с порога. Рекс стоял в коридоре и смотрел на него. Просто смотрел. Не лаял, не рычал. Но уши были прижаты, а в глазах я видела что-то такое, от чего у меня самой становилось не по себе. — Рекс, иди сюда, — позвала я. Он не пошёл. Переступил с лапы на лапу и остался стоять. — Я не могу работать с агрессивным животным в помещении, — добавил врач, поправляя очки. — Это небезопасно. Мама лежала в спальне уже три недели. После инсульта она говорила только шёпотом, левая рука почти не слушалась...

— Мурка, отстань, — бормотала я, отодвигая с груди тёплое тело. — Спи уже нормально. Она снова мяукнула. Тихо, но упорно. Лапой потрогала моё лицо. Я открыла один глаз — на часах светились цифры 3:30. Опять. Пятая ночь подряд одно и то же. Ложимся спать вместе — она сворачивается у моих ног, я читаю ещё полчаса, потом выключаю свет. Всё спокойно. А в половине четвёртого начинается цирк. Мурка была со мной одиннадцать лет. Подобрала её котёнком у мусорки — пищала, замёрзшая, с гноящимися глазами. Выкормила из пипетки, выходила...

Машинка красного цвета лежала прямо у мисок с кормом. Я думала, что это Витька из соседней квартиры забыл — иногда он приходил поиграть с нашей Мусей. Но машинка была новая, блестящая. А Витькины игрушки всегда потрёпанные, с отломанными колёсами. — Муся, — позвала я, — откуда это? Она сидела на подоконнике, облизывала лапу. Даже не обернулась. Делала вид, что ничего не знает. Я взяла машинку, покрутила в руках. Обычная пластиковая, но хорошая. Такие в «Детском мире» рублей за триста продают. Кто-то же её потерял...

Я листала телефон в поисках места. Память опять заполнилась — фото, видео, мусор. Рекс лежал рядом на диване, иногда вздыхал. Ему уже восемь, спит больше, чем раньше. Наткнулась на папино видео. Снимала случайно — он с мамой на кухне болтали. Это было четыре года назад, до больницы. Он ещё курил тогда, смеялся громко, руки не дрожали. Нажала «воспроизвести». — Зойка, помнишь, как мы познакомились? Ты сказала: приходи завтра в семь. А я пришёл в полседьмого... Рекс поднял голову. Резко. Уши встали...

Я проснулась от шороха. Не царапанья — именно шороха. Как будто кто-то тащит по полу тряпку. Открыла глаза. За окном ещё темно, но уже не ночь — час шестой, наверное. Звук повторился. Откуда-то из коридора. Подумала — соседи. У них ремонт уже третий месяц, может, рано начали работать. Но звук шёл не из-за стены. А прямо из дома. Встала, накинула халат. Пошла проверить входную дверь — вдруг плохо закрыла вчера. Дверь на месте, заперта. Цепочка висит. Тут вспомнила — вчера вечером оставляла балконную дверь приоткрытой, душно было...

В приют я пришла в субботу. Не за котом — просто проходила мимо. Увидела табличку «День открытых дверей», решила заглянуть. Была свободная суббота, делать особо нечего. Народу оказалось много. Семьи толпились у клеток с котятами, дети пищали от восторга, мамы делали селфи с пушистыми комочками. Шумно, весело. А я почему-то пошла в дальний угол, где было тише. Там, в клетке номер семнадцать, сидел серый кот. Обычный дворовый, ничего особенного. Средних размеров, средней пушистости. На табличке было написано «Тихон, 5 лет, кастрирован, привит»...