Ольга Красновская

— Катюша, ты эгоистка! — голос мамы в трубке звенел, как битое стекло. — У Славика беда! Коллекторы звонят! Ему угрожают! А ты... ты о каких-то занавесках думаешь?! Я стояла посреди свадебного салона, в белом платье, похожем на облако. В этом платье я мечтала выйти замуж за Андрея. Мы планировали свадьбу полгода. — Мам, — сказала я, стараясь, чтобы голос не дрожал (продавщица смотрела с сочувствием). — У Славика "беда" каждые три месяца. То айфон разбил, то машину стукнул, то в казино проиграл. Я закрыла его прошлый кредит в полмиллиона...

— Мам, ну ты позоришь меня! — Алиса швырнула на диван дешевые джинсы, которые я ей купила на распродаже. — В этом только бомжи ходят! У Лерки из параллельного "Гуччи", у Машки айфон последний, а я?! Как лохушка! Я стояла и молча гладила блузку. Руки дрожали, но я старалась не показывать виду. — Алиса, я работаю на двух работах. У нас ипотека. Я покупаю тебе всё, что могу. Эти джинсы качественные, турецкие... — Турецкие! — фыркнула дочь. Ей шестнадцать. Возраст, когда хочется всего и сразу, а мир кажется черно-белым...

— Лера, к тебе там... посетители, — медсестра, полная женщина с усталым лицом, заглянула в палату и как-то странно, брезгливо поджала губы. — Иди в коридор, тут "санта-барбару" устраивать не надо. Лера с трудом села на кровати. Живот тянуло с самого утра — тридцать недель, тонус, угроза. Врачи велели лежать, не волноваться. Но как тут не волноваться? Муж, Егор, в рейсе. Связи нет уже неделю. Шторма, наверное. Лера каждый день молилась, глядя на серый осенний дождь за окном. — Кто там? — спросила она...

— Сашенька, сынок, ну ты же понимаешь, Мариночке сейчас очень тяжело, — голос матери в трубке дрожал, как осенний лист на ветру. — Трое деток, муж этот... непутёвый ушёл. Им жить негде. Александр вздохнул, глядя на жену, Катю, которая кормила шестимесячного Мишутку кашей. Катя напряглась, ложка застыла в воздухе. Она знала этот тон свекрови. Тон "дай-дай-дай". — Мам, я понимаю, — сдержанно сказал Саша. — Я могу помочь продуктами. Деньгами немного, тысяч десять. — Ой, ну какие десять тысяч! — голос матери окреп и налился металлом...

— Леночка, ну сколько можно? — Галина Сергеевна брезгливо отодвинула коробку с капкейками, которые Лена только что украсила кремовыми розами. — Опять ты со своей... мазней? Вся кухня в пудре! Дышать нечем! — Галина Сергеевна, это заказ. Люди ждут к вечеру, — спокойно ответила Лена, вытирая руки о фартук. — И кухня чистая. Я сразу протираю. А пудра... это производство. — Производство! — фыркнула свекровь. — Скажешь тоже! Кому нужны твои кексики? Тьфу! Баловство одно. Нормальные бабы на заводе пашут,...

— Людмила Петровна, вы бы это... на кухне посидели, а? — Карина, жена сына, брезгливо поджала губы, оглядывая Людин наряд. — Чего это? — не поняла Люда, поправляя палантин. — Я вроде как мать. День рождения у Славика, у сына моего. Я поздравить хочу, тост сказать. — Ой, ну какой тост! — закатила глаза Карина. — У нас люди приличные будут. Партнеры Славика, мои подруги из инстаграма. А вы... Ну посмотрите на себя! Платье это... с рынка, что ли? И руки. Люда посмотрела на свои руки. Руки как руки. Ну да, не белые, не холеные, как у Карины...

Дом достался Надежде не то чтобы случайно, а будто в насмешку судьбы. Стоял он на самом краю деревни, кособокий, с подслеповатыми окнами, заросший крапивой так, что и крыльца не видать. Тётка её, Клавдия Захаровна, царствие ей небесное, жила там бирюком, никого не пускала, и Надюшку тоже не больно-то жаловала. — Нечего тебе тут делать, — ворчала она, когда маленькая Надя прибегала с пирожками от матери. — Грязь только топтать. А когда тётки не стало, выяснилось вдруг, что дом этот, никому не нужный, на Надю и отписан...

— Ты слышала? — я села на кровати, сжимая одеяло. Сердце колотилось где-то в горле. Темнота. Тишина. Только электронные часы светятся зеленым: 03:15. — Что? — сонно пробормотал Игорь, мой муж. — Лен, опять? — Шепот. Кто-то шептал мое имя. "Лена... умри...". Прямо над ухом. Игорь вздохнул. Тяжело, с раздражением. Включил ночник. — Лена, в комнате никого нет. Окна закрыты. Дверь закрыта. Тебе приснилось. — Мне не приснилось! — я заплакала. — Это каждую ночь! Игорь, я схожу с ума! Он обнял меня. Но в его объятиях я чувствовала напряжение...

— Леночка, это конец. Врачи дают месяц. Если не сделать операцию в Швейцарии, я... Голос свекрови, Нины Андреевны, сорвался на рыдания. Я сжала телефонную трубку. Опять. Третий рецидив за два года. Сначала была "онкология желудка" (Израиль, 2 миллиона). Потом "проблемы с сердцем, нужен кардиостимулятор последнего поколения" (Германия, 1.5 миллиона). Теперь — "метастазы в позвоночник". Швейцария. 5 миллионов. — Нина Андреевна, — сказала я устало. — У нас больше нет денег. Мы продали мою студию. Мы продали машину...

— Где Бим? Это был первый вопрос, который я задала, переступив порог квартиры. На руках у меня сопел сверток. Мой сын, Артемка. Мы выписались из роддома. Я мечтала об этом моменте девять месяцев. Как я войду. Как Бим, мой золотистый лабрадор, мой старичок, выйдет встречать. Как он будет осторожно нюхать сверток, виляя хвостом. Как лизнет меня в руку своим теплым шершавым языком. Бим был со мной двенадцать лет. Он был не просто собакой. Он был другом. Братом. Психологом. Он был рядом, когда меня бросил первый парень...

Ключ не подходил. Я стояла перед дверью новенькой "евродвушки" и тупо смотрела на замочную скважину. Странно. Дом сдан месяц назад. Ключи я получила у застройщика. Замок заводской, я его еще не меняла (планировала сегодня, как раз мастер должен подъехать). Я нажала на ручку. Дверь... открылась. Она была не заперта. Я шагнула внутрь. В нос ударил запах. Запах, который ни с чем не спутаешь. Смесь вареной капусты, дешевого стирального порошка, детской присыпки и... чего-то кислого. В коридоре, где еще вчера был чистый бетон и аккуратно сложенные мешки со смесью, царил хаос...

Лимузин остановился. Я поправила фату. Сердце билось как птица. Вот он. Ресторан "Версаль". Золотые колонны, мраморные ступени. Место, о котором я мечтала с пяти лет. Мы копили на этот банкет два года. Откладывали с каждой зарплаты. Я работала без выходных. Паша, мой жених (теперь уже муж!), брал "халтуры". Мы хотели сказку. Один раз и на всю жизнь. — Ну что, жена, готова? — Паша сжал мою руку. Ладонь у него была влажная. Волнуется. — Готова. Шофёр открыл дверь. Я шагнула на асфальт. Белое платье, туфли за тридцать тысяч (моя слабость), букет пионов...