Однажды в сказке

Трубка раскалилась в руке. Голос бывшей жены шипел в ухе, как надтреснутая елочная гирлянда, вот-вот готовая ударить током. — Потому что я так решила! Это мои дети, я решаю, где им быть в Новый год! Понятно? Сергей сжал челюсти до боли. За дверью гостиной тихо шуршала фольгой четырёхлетняя Маша, украшая бумажными снежинками стул, который называла «троном Снежной Королевы». Из кухни доносился запах корицы и апельсиновых корок — тесть, отец Лены, пек свой фирменный штоллен, как делал каждый год, пока была жива жена...

Щелчок был негромким, сухим. Звук разрыва. Экран ноутбука погас, и в черном прямоугольнике отразилось мое лицо — бледное, с широко открытыми глазами. Из динамиков ещё на секунду вырвался голос моего тимлида: «Лена, ты всё ещё…» — и его тоже срезало. Я медленно подняла голову. Свекровь стояла у розетки, убирая руку с выключателем удлинителя. На её лице было спокойное, почти хозяйственное удовлетворение, будто она только что выключила забытый утюг, а не уничтожила полчаса моей работы и профессиональную репутацию...

Ключ не поворачивался. Я нажала плечом на знакомую рыжую дверь, с силой толкнула её — и тут же чуть не упала внутрь. Дверь была не заперта. В прихожей, на старом шкафу, лежали чужие перчатки. Из гостиной доносился приглушённый разговор и звук передвигаемой мебели. — Ну вот, эти часы точно папины, — услышала я голос сестры Иры. — Они же золотые, мам, смотри. — Положи в свою стопку, дочка. Аккуратно. Я застыла на пороге. В гостиной, посреди комнаты, стояли две большие картонные коробки. Рядом с одной, на диване, сидела мать, разбирая папку с документами...

Крошечные пузырьки в бокале шампанского тянулись вверх, лопались о поверхность. Я следил за ними, чтобы не смотреть на Марину. Она поправляла веточку еловой гирлянды над камином, отходила на шаг, критически оценивала. — На пару сантиметров левее, — пробурчала она себе под нос, снова потянулась. Кухня пахла корицей, мандаринами и ее новым, безумно дорогим трюфельным маслом. Идеальная, как картинка из журнала. И такая же безжизненная. Я взял со стола банку оливок, открутил крышку. Громкий хруст пластика разорвал тишину...

Телефон в моей руке гудел короткими гудками. Где-то там, за триста километров, в доме с гирляндами на окнах, он звонил на кухне. Мама поднимет трубку на третьем гудке, как всегда. Вытрет руки о фартук. Скажет: «Алло?» Я сбросила вызов. Не смогла. Посадка на наш поезд уже закончилась. Я наблюдала, как люди с чемоданами и детьми исчезали в туннеле, ведущем к перрону. Два билета, уже ненужные, я медленно разорвала на мелкие кусочки. Синий клочок с надписью «детский» упал на грязный пол вокзала. Я подняла его, сжала в кулаке...