Кинорассказчик

— Ира, да пойми ты, это вопрос жизни и смерти! — голос свекрови сорвался на визг, а потом резко упал до театрального шепота. Она схватилась за левую сторону груди, картинно закатив глаза. — Дом на море продай! Мне на операцию нужны деньги! Срочно, пока я еще дышу... Галина Петровна рухнула на кухонный диванчик, который жалобно скрипнул под её внушительным весом. На столе, среди крошек от печенья, выстроилась батарея пузырьков: корвалол, валерьянка и еще какие-то дорогие БАДы, которые она скупала тоннами по советам из телевизора...

— Тём, ты мусор вынес? — крикнула я из коридора, ставя мокрые пакеты на пол. Тишина. Только синий отсвет монитора бьет из-под двери его комнаты да ритмичные щелчки мышки. Конечно, не вынес. Пакет так и стоит у входа, источая кислый запах вчерашних яблок. Я вздохнула. Спину ломило так, будто я не бухгалтером работаю, а вагоны разгружаю. В свои пятьдесят два я чувствовала себя на все семьдесят. Особенно сегодня. Ноябрь в этом году выдался мерзкий: снег с дождем, под ногами каша, темнота наваливается уже в четыре дня, давя на виски...

— Ты меня слышишь? Или оглохла к старости? — Глеб швырнул на пуфик в прихожей свою сумку, ту самую, с которой обычно ходил в спортзал. Только сейчас она выглядела слишком пухлой. — Я сказал: Новый год ты одна встретишь! Я еду к Марине, она в больнице! В воздухе повис тяжелый, липкий запах пригоревшего масла. Котлеты. Я забыла выключить газ. — В какой больнице? — голос у меня сел. Странно, вроде не кричала, а в горле будто наждаком прошлись. — В четвертой градской! С сердцем плохо. Тебе не понять, у тебя вместо сердца — калькулятор...

— Повторите, Галина Петровна. Я, кажется, оглохла на одно ухо. От сырости. Чайная ложечка звякнула о фарфор. Резко. Неприятно. Как выстрел в тишине пятиметровой кухни. — Квартиру мы вашу сдали, — чеканя каждое слово, повторила свекровь. Она сидела прямо, будто аршин проглотила. Взгляд — жестяной, немигающий. — Жильцы заедут завтра. Деньги нам нужнее. А вы поживёте у нас. В проходной. Я перевела взгляд на мужа. Игорь сидел, уткнувшись в тарелку с остывшим рагу. Ковырял вилкой морковку. Плечи опущены, шея втянута...

— Салфетку передай. И да, кстати, после свадьбы будешь работать на двух работах. Мне на бизнес нужны деньги! — признался жених, макая кусок шашлыка в соус. Елена замерла с бумажной салфеткой в руке. В кафе «Уют» гудела кофемашина, за соседним столиком громко смеялась компания студентов, а за окном, в сизой ноябрьской темноте, мокрый снег налипал на стекла троллейбусов. — Валер, ты шутишь? — она попыталась улыбнуться. Уголок рта дернулся и застыл. Валерий прожевал, вытер губы тыльной стороной ладони — жест, который раньше казался ей по-мужски небрежным, а сейчас почему-то вызвал раздражение...

— Алло, Лен? Ты слышишь? Связь пропадает. Лен! Голос Игоря прорывался сквозь треск помех, раздраженный и властный. Как всегда, когда что-то шло не по его плану. — Слышу, — сказала я, прижимая телефон плечом к уху. Руки были в мыльной пене — домывала противень после утки. — Что случилось? Ты долетел? — Долетел, заселился. Слушай внимательно. Я документы на тендер забыл. Синяя папка, пластиковая. Она в сейфе. Я замерла. Вода из крана продолжала течь, смывая жир, но я её уже не слышала. Сейф. Святая святых...

— Ключи положи на тумбочку. И документы. Завтра покупатель приедет забирать, — Сергей сказал это буднично, не отрываясь от телефона. Даже голову не поднял. Будто хлеба купить попросил. Я замерла с половником в руке. Суп в кастрюле тихо булькал, по кухне плыл запах пережаренного лука и лаврового листа. За окном, в сгущающихся ноябрьских сумерках, хлестал дождь со снегом. — Какие документы? — переспросила я. Голос сел, стал хриплым, чужим. — На «Крету». Я же сказал: машину я продал. Залог уже взял...

— Опять этот запах. Ты что, не чувствуешь? — Игорь брезгливо поморщился, отодвигая тарелку с дымящимся рагу. — Как будто псиной несет. Или сырой шерстью. Я принюхалась. Пахло мясом, лавровым листом и немного — моим усталым раздражением. За окном, в темноте ноябрьского вечера, хлестал дождь пополам со снегом. Батареи едва грели, и в квартире было промозгло. — Это от соседей тянет, Игорек. Или с улицы. Форточка открыта. — С улицы... — он встал, демонстративно вытирая руки салфеткой, хотя даже не притронулся к хлебу...

— Новый год встретим у моих! А твои пусть к себе едут, места всем не хватит! – отрезал Глеб, даже не оторвавшись от экрана телефона. Я замерла с мокрой тарелкой в руках. Пена медленно стекала по пальцам, капала в раковину. Плим. Плим. — В смысле — у твоих? — голос предательски дрогнул. — Глеб, мы же договаривались. Мои билеты взяли месяц назад. Папа ёлку хотел внуку показать, ту самую, из своего детства. Они уже сумки собрали. Глеб раздраженно выдохнул, бросил смартфон на стол. Экран мигнул и погас...

— Антоша, передай соль, — Галина Петровна аккуратно промокнула уголок губ салфеткой. — И кстати. Я тут посчитала смету. Бригада освобождается через неделю. На кухне повисла тишина. Только холодильник утробно заурчал, словно предчувствуя бурю. Я помешивала остывший чай, глядя, как за окном ноябрьский ветер швыряет в стекло горсти мокрого снега. Темнело теперь рано, в четыре часа город уже тонул в серой, промозглой хмари. — Какую смету, мам? — Антон не отрывался от телефона. Он даже жевал лениво, будто делал одолжение котлете...

— Сгорели, — констатировал Олег, брезгливо приподнимая крышку сковороды. Запах гари висел в кухне тяжелым, прогорклым облаком. Елена молча открыла форточку. В лицо ударил сырой ноябрьский воздух, пахнущий мокрым асфальтом и чужими сигаретами. — Я отвлеклась, — сказала она, не оборачиваясь. — Телефон звонил. — Мама звонила? — в голосе мужа появились нотки, от которых у Елены обычно начинала ныть поясница. Предупреждающие. — Нет. С работы. Олег шумно выдохнул, опустился на табурет. Скрипнула расшатанная ножка...

— Как вы въедете в свою квартиру, если в ней брат живет? — заявила мне свекровь, поджав губы и отставив чашку с чаем. Я замерла с ложкой в руке. Мы с Андреем только что сообщили родителям о нашей свадьбе, а теперь его мать бросала камень в фундамент нашего будущего. — Мама, мы уже обсуждали это, — Андрей положил руку мне на плечо. — Квартира моя, и мы с Машей будем жить там после свадьбы. — А Кирилл куда денется? — свекровь подняла брови. — На улицу его выгонишь? В комнате повисла тяжелая тишина...