Наташкины истории

— Вер, глянь, что там в самом низу, — Игорь Владимирович кинул жене конверт, уткнувшись в газету. Вера Николаевна развернула приглашение. Тяжелая бумага, тиснение золотом — дорого. Последние строки заставили её замереть. «Дорогие гости! Вместо традиционных подарков просим рассмотреть денежный взнос в наше будущее. Благодарим за понимание». Понимание. Будто она должна была это понять. — Марина придумала? — спросила Вера, хотя сомнений не было. — А кто ещё, — Игорь перевернул страницу. — Денис в этом не разбирается...

— Тамара Ивановна звонила. Светлана опять собирается к нам. Максим стоял в дверях, пока я допивала утренний кофе на балконе с видом на море. Лицо у мужа было таким, будто он сообщал о катастрофе. — На сколько? — спросила я. — На месяц. С детьми. Кофе стал невкусным. Второе лето подряд золовка превращала нашу двушку в Сочи в общежитие. В прошлом году я думала — случайность. Теперь понимала: это привычка. — Максим, мы работаем. У меня заказчик из Германии, каждый день макеты на согласование. Как я буду работать, когда племянники орут с семи утра? — Знаю, — он опустился в кресло...

— Валь, а давай распишемся? Валентина Сергеевна подняла глаза от кофе. Игорь Михайлович мял салфетку, не глядя на неё. Они сидели в кафе возле парка — как каждое воскресенье последние три месяца. С той встречи в поликлинике, где оба ждали кардиолога и разговорились. — Серьёзно? — спросила она. — Мне семьдесят, тебе шестьдесят семь. — Он взял её руку. — Сколько нам осталось, никто не знает. Хочу провести это время с тобой. Валентина улыбнулась. Впервые за четыре года после смерти мужа почувствовала себя нужной...

— Ты приедешь? Марина сжимала телефон, глядя на серую стену роддома. В трубке молчание, потом вздох Дмитрия. — Приеду. Конечно. А следом голос Людмилы Петровны, громкий, уверенный: «Если встретишь её, можешь не возвращаться». Марина услышала каждое слово. Свекровь даже не попыталась говорить тише. Марина положила телефон на тумбочку и посмотрела на дочь. Соня спала в пластиковой больничной люльке, крошечная, с тёмными волосиками. Девять месяцев Марина боялась этого момента. Боялась остаться одна, как мать когда-то осталась с ней...

— Маришь, ну согласись, в прихожей надо что-то менять, — Валентина Степановна прошла мимо Марины так близко, что та почувствовала запах её духов. Тяжёлый, липкий, въедающийся во всё. Марина стояла у раковины, мыла тарелки после обеда. Руки двигались автоматически: намылить, смыть, поставить сушиться. Свекровь приехала четыре дня назад. Должна была гостить неделю. Марина считала часы. — Прихожая в порядке, — сказала она, не оборачиваясь. — Ну как в порядке? — Валентина остановилась в дверях кухни, оперлась о косяк...

— Вер, это опять твои капустные щи? Игорь Сергеевич поставил тарелку обратно на стол так резко, что ложка звякнула о край. Вера Николаевна молча налила суп двенадцатилетней Насте и села напротив мужа. — Сегодня постные дни, — коротко ответила она. — Какие постные? — Игорь откинулся на спинку стула. — Я на заводе двадцать лет мясо ел каждый день. А теперь что, трава одна? Настя взяла ложку и уткнулась в тарелку. Вера видела, как дочь сжалась, стараясь стать незаметной. Так было каждый вечер последние полгода — с того дня, когда Игорь вернулся домой в обед и бросил на стол трудовую книжку...

— Верк, они уже выехали. Часа через два будут. Вера замерла с сыном на руках. Артём наконец затих после бесконечного плача, и она боялась пошевелиться, чтобы не разбудить его. Тело ныло после кесарева, голова кружилась от недосыпа, а Игорь стоял на кухне и спокойно сообщал, что его родители едут из Подмосковья. Сегодня. В первый день после выписки. — Игорь, ты же говорил, они на следующей неделе хотели, — тихо сказала она, глядя на сопящий комочек в пелёнке. — Передумали. Мама сказала, ждать больше не могут, внука хотят увидеть, — он включил электрочайник и достал печенье...

— Игорь, а может, я с тобой? — Вера придерживала загипсованную руку. — Олег же нас обоих приглашал. Муж поправлял воротник у зеркала. — Куда ты в таком виде? Сиди дома. Я передам, что поздравляешь. Пятьдесят восемь лет, а волнуется перед встречей одноклассников, как мальчишка. Третий раз меняет рубашку, брызгается одеколоном, проверяет бумажник. — Только не поздно, ладно? С рукой мне неудобно. — До полуночи буду, — чмокнул в щёку и ушёл. Вера осталась одна в трёхкомнатной хрущёвке. Тридцать пять лет здесь прожили...

— Галь, может, обойдёмся проще? Галина обернулась. Сергей Николаевич стоял в дверях кухни, держась за косяк. Шестьдесят лет — солидная дата, но в его взгляде не было никакого праздника. Только усталость. — Серёжа, раз в год можно и постараться, — ответила она, продолжая резать курицу. На столе лежали продукты на четыре тысячи рублей. Половина зарплаты нянечки в частном детском саду. Галина работала там шесть лет — с тех пор, как её уволили из муниципального садика, где она была заведующей двадцать шесть лет...

— Верка, ну дай хоть десятку, я в пятницу верну, клянусь, — Игорь стоял в дверях спальни, в трениках и застиранной футболке. Вера сидела за письменным столом, перед ней лежала тетрадь в клетку. Мелкий почерк, столбики цифр: 17 000, 22 000, 15 000, 30 000. Итого: 417 000 рублей. Год и семь месяцев совместной жизни. — Нет. Игорь замер. Он ждал привычного «сейчас посмотрю на карте» или «возьми с полки, там в конверте». Не ждал отказа. — Как нет? У меня объект горит, материал надо закупить! Расчёт в конце недели, ты же знаешь, как у строителей! Вера закрыла тетрадь...

— Игорь, положи пять тысяч от себя. Я дам свои пять — будет ровно десять, — сказала Вера, глядя, как муж запечатывает конверт для племянницы Ксении. Он поднял голову, нахмурился: — Зачем так много? Три хватит. — Ей восемнадцать. Это серьёзная дата. — Хорошо, — кивнул Игорь. — Но я дам восемь. Остальное доложишь. Вера промолчала. Два месяца назад на её собственный день рождения — тридцать восемь лет, двенадцать лет брака — Игорь вручил ей коробку с термосом. Обычный термос за полторы тысячи. Она проверила цену случайно, когда искала инструкцию в интернете...

— Почему она так со мной? — Игорь стоял у окна, не оборачиваясь. Лариса раскладывала котлеты по тарелкам. Четыре месяца после свадьбы научили их одному — о матери Игоря лучше не говорить. Молчание безопаснее. — Не знаю, — ответила она коротко. — Знаю только, что твоя мать устроила мне разнос перед всеми гостями. Игорь тяжело выдохнул. Их квартира в новостройке была просторной и светлой, но счастья не прибавляла. Слишком много недосказанного висело в воздухе. Свадьба. Три месяца подготовки, каждая деталь выверена...