С Марией. Проза | Рассказы

Прошло пять лет. Пять, блин, лет. Иногда Егору казалось, что он всё ещё стоит на той площади, а звонок от бывшей — дело пятиминутной давности. Но потом он смотрел на спящую рядом Наташу, на её рассыпанные по подушке волосы, на кольцо на её пальце, и мир вставал на свои, уже прочные, места. Они поженились через год после того самого предложения. Купили квартиру. Вернее, вложились в неё — взяли ипотеку, конечно, куда в наше время без неё. Квартира была в новостройке, на окраине, но своя, просторная, с видом на парк...

История Юлии продолжилась там, где ее, казалось бы, прервали — в маленькой съемной студии, за старым ноутбуком, который все чаще выдавал синий экран смерти в самые ответственные моменты. Но это уже была не та Юля, что дрожала от унижения в квартире мужа. Это была женщина, выжженная изнутри, но твердая, как гранит. Твердая и очень, очень злая. Злость стала ее топливом, двигателем, который не давал сломаться. Прошло три месяца после развода. Финансовая яма казалась бездонной. Аренда, еда, коммуналка, а на оборудование — как обычно, «потом»...

— Если ты её приведёшь — я соберу Машу и уйду. Без сцен. Просто уйду, — сказала Ольга так спокойно, что от этого спокойствия у Андрея свело виски. Он ещё не успел снять куртку. Ёлка, только что втащенная с улицы, стояла в коридоре, осыпая пол талой хвоей. С ботинок текла грязная декабрьская жижа, пахло холодом, снегом и рынком. Андрей держал ёлку за ствол, как щит, и смотрел на жену, будто она говорила на чужом языке. — Повтори, — глухо сказал он. — Я не расслышал. Ольга медленно поправила скатерть на столе...

– Вон отсюда! Живо! Я что, по-русски не говорю? Твое место – у раковины, а не здесь! – Ольгин голос, резкий, как удар шваброй об пол, прозвучал прямо над ухом. Марина вздрогнула, но не подняла глаз от тарелки. На тарелке лежал одинокий салатный лист и кусочек докторской колбасы, заветрившийся по краям. Запах мандаринов, «Оливье» и жареной курицы стоял в воздухе густо, празднично, но для неё этот запах теперь означал только одно – тревогу, сжимающую живот в тугой комок. – Я… я подожду боя курантов...

— Вышвырни её из моего дома, Никитушка! Чуть не угробила, сердешную! — голос Зои Юрьевны, обычно бархатный, певучий, на людях, сейчас визжал, рвался, бился о стены маленькой прихожей панельной «двушки» в подмосковном Люберцах. Июльский зной, въевшийся в бетон, будто усугублял всё: запах пыли с улицы, тяжёлый дух валериановых капель и эту истерику. — Слышишь, сынок? Она меня, твою мать родную, довела! До приступа! Хабалкой назвала! Да я за неё, за стерву, Бога молила! Никита, только что снявший потёртые туфли, застыл на пороге, сумка с ноутбуком тянула руку к полу...

— Заткни его, наконец! Твое существо опять орет! Я работать не могу! — Сергей влетел в комнату, и дверь со всего размаху хлопнула о стену. Лицо его было перекошено, в глазах стояла та белая, слепая ярость, от которой мурашки побежали по спине у Арины. Она съежилась, прижала к плечу Влада, который захлебывался плачем. Комок подступил к горлу, горячий и колючий. Неделя. Всего неделя, как на ней это новое, еще не обсиженное кольцо. До этого он был другим: голос мягче, руки осторожнее, слова… слова были как мед...

— Ты слышишь меня или опять в своём мире летаешь? — голос Глеба срывался так, будто он с утра проглотил наждачку. — Слышу, — выдохнула Лариса, ставя на плиту чайник. — Просто пытаюсь понять, что именно ты хочешь от меня за три дня до Нового года. Глеб резко выдернул стул из-под стола и сел, хлопнув ладонью по столешнице. — Я хочу, чтобы ты проявила человечность. Таня — моя сестра. У неё беда. Ей негде жить. Она придёт сюда буквально на пару месяцев. Я же объяснял. — На пару месяцев? — Лариса повернулась к нему, упершись руками в стол...

— Ты вообще слышишь, что я говорю, Марина? Эта квартира не может быть только твоей! Игорь стоял посреди кухни в мятой футболке, с красными глазами, будто не спал всю ночь. За окном сыпал мокрый декабрьский снег — тот самый, который ложится тяжёлой кашей и предвещает, что Новый год близко, но радости от этого никакой. Марина медленно поставила кружку на стол и повернулась к нему. — Слышу. И слышу это уже неделю, — сказала она ровно. — Но повторять одно и то же бессмысленно. — Бессмысленно?.. — он дернулся...

— «Ты что, совсем решила мной командовать?» — рявкнул Сергей с порога так резко, что дверь дрогнула. — «Я взрослый человек, Марин! И не обязан тебе докладывать, где был!» Она отставила кружку с остывшим чаем, не моргая. — «А я и не прошу отчёта. Я прошу уважения. Это разные вещи.» — «Да ладно! Начинается опять… Ты вечерами сидишь злая, молчишь, как следователь. Что я должен думать?» — «Может, попробовать честно поговорить? Не шипеть, не прыгать в сторону, а просто… сказать правду.» Сергей фыркнул,...

— Ты вообще соображаешь, что говоришь?! — Виктория с силой захлопнула дверцу кухонного шкафа так, что стаканы внутри звякнули. — Опять я виновата, что тебе премию урезали?! Егор стоял возле батареи, прислонившись плечом к ободранной стене. На нём был тот же пуховик, в котором он уходил утром; он даже не снял его, будто пришёл не домой, а в чужую квартиру. Он пару секунд просто молчал, выдыхал тяжело, едва заметно царапая ногтем замок молнии. — А кто? — резко ответил он. — Я прихожу вечером, а у нас ужин из пакетиков и кипятка...

— Ты должна взять этот кредит, Ольга, и нечего тут ломаться! – голос свекрови, пронзительный и уверенный, резанул слух, едва она переступила порог. – Двадцать пять тысяч в месяц – это для тебя сейчас просто копейки! Ольга застыла в прихожей, не выпуская из рук ключи. Весь день, каждую его минуту, она мысленно репетировала этот вечер. Как покажет заветную бумагу из отдела кадров, как они с Сергеем откроют то самое вино, купленное по случаю в «Пятёрочке» по дороге домой. Как скажет: «Я – заместитель начальника...

Сообщение всплыло на экране телефона, когда Алина вытирала пыль со стеклянной полки в гостиной. Она прочла его и замерла с тряпкой в руке. «Мама приедет в пятницу, на все праздники. Встретит с нами Новый год». От этой фразы внутри всё похолодело. Праздники. Не пара дней, а целая череда — от Рождества до Старого Нового года. Значит, Тамара Ивановна собиралась обосноваться надолго. Алина опустилась на край дивана, сжав в кулак микрофибру. Эта трёшка в панельной десятиэтажке была её крепостью. Она вытягивала...