Рассказы о жизни и любви | Сергей Мостовой | брутальный писатель

Марина никогда не позволяла себе жаловаться. Всегда была той самой — опрятной, подтянутой, с тугой косой и строгим взглядом. Дома у неё всегда пахло чистым бельём, на кухне журчал самовар — всё как положено, чтобы дом был домом. Её руки — маленькие, крепкие — с утра до вечера что-то делали: резали салатики, умывали внуков, подшивали брюки мужу. Даже после той операции — серьёзной, когда врач смотрел поверх очков и долго объяснял, “никаких нагрузок, Марина Петровна, иначе будет хуже” — она только кивнула: “Поняла”...

Не знаю, с чего бы начать, честно. Есть у каждой хозяйки свои бедовые дни, такие, что даже чай пить не с чем, а на душе — то и вовсе как в мутной луже. Вот и у меня сегодня был такой: растолкала сама себя под утро, взглянула на кухню — словно после урагана, ни одной живой чашки не найти. Мне 56. Много это или мало — судите сами. Живу я с мужем (который дома реже, чем луна на небе без облаков), со снохой — Таней, и двое внуков, Никита и Полина. Шумный, но добрый дом. Только, знаете, становится он...

Скучный дождливый вечер. За окном капли сбегают по стеклу, а в доме Марии — тонкий запах сушёной ромашки и полное отсутствие разговоров. Строгие, даже немного упрямые черты Виктора мелькают в дверном проёме кухни — и тут же исчезают. Вроде бы здесь, рядом, но где-то на своей орбите: недоступной, холодной, почти чужой. Так и живём уже годами. Кажется, что вместе, но всё чаще получается каждый сам по себе. Виктор включает свой телевизор погромче, а я из вредности ставлю чайник — громыхаю чашками, чтобы хоть как-то обозначить себя в этом печально-тихом помещении...

Когда дети разъехались, дом сразу стал крупнее, тише, холоднее, просторная кухня, будто натянутая тишина в гостиной, да безмолвная веранда на даче — теперь это всё их, Ольги и Николая, территория двоих, по сути — испытательный полигон на прочность семейного союза длиною в почти сорок лет. В молодости ссоры казались бурей в стакане, всё забывалось быстро — дети плачут, картошка в кастрюле кипит, не до обид. Но теперь дни тянулись вязко, друг другу они стали зеркалом — вот твоя усталость, вот твоя невысказанная обида, вот твоя наболевшая привычка...

– Почему моя усталость не считается уважительной причиной... Маша произнесла эту фразу тихо, почти себе под нос, но в комнате тут же наступило напряжённое молчание. Старый торшер, подозрительно мигнув лампочкой, осветил их маленький семейный круг: Маша, её муж Валерий, да взрослая дочь Аня, пробегающая пальцем по экрану телефона. Обычный семейный ужин: картошка с жареным луком, домашние котлеты, маринованные огурцы в пузатых банках — всё своими руками, конечно. Маша вздохнула, немного машинально потирая плечо: после недавней болезни усталость цеплялась к ней постоянно...