Рассказы о жизни и любви | Сергей Мостовой | брутальный писатель

Не знаю, с чего бы начать, честно. Есть у каждой хозяйки свои бедовые дни, такие, что даже чай пить не с чем, а на душе — то и вовсе как в мутной луже. Вот и у меня сегодня был такой: растолкала сама себя под утро, взглянула на кухню — словно после урагана, ни одной живой чашки не найти. Мне 56. Много это или мало — судите сами. Живу я с мужем (который дома реже, чем луна на небе без облаков), со снохой — Таней, и двое внуков, Никита и Полина. Шумный, но добрый дом. Только, знаете, становится он...

Скучный дождливый вечер. За окном капли сбегают по стеклу, а в доме Марии — тонкий запах сушёной ромашки и полное отсутствие разговоров. Строгие, даже немного упрямые черты Виктора мелькают в дверном проёме кухни — и тут же исчезают. Вроде бы здесь, рядом, но где-то на своей орбите: недоступной, холодной, почти чужой. Так и живём уже годами. Кажется, что вместе, но всё чаще получается каждый сам по себе. Виктор включает свой телевизор погромче, а я из вредности ставлю чайник — громыхаю чашками, чтобы хоть как-то обозначить себя в этом печально-тихом помещении...

Когда дети разъехались, дом сразу стал крупнее, тише, холоднее, просторная кухня, будто натянутая тишина в гостиной, да безмолвная веранда на даче — теперь это всё их, Ольги и Николая, территория двоих, по сути — испытательный полигон на прочность семейного союза длиною в почти сорок лет. В молодости ссоры казались бурей в стакане, всё забывалось быстро — дети плачут, картошка в кастрюле кипит, не до обид. Но теперь дни тянулись вязко, друг другу они стали зеркалом — вот твоя усталость, вот твоя невысказанная обида, вот твоя наболевшая привычка...

– Почему моя усталость не считается уважительной причиной... Маша произнесла эту фразу тихо, почти себе под нос, но в комнате тут же наступило напряжённое молчание. Старый торшер, подозрительно мигнув лампочкой, осветил их маленький семейный круг: Маша, её муж Валерий, да взрослая дочь Аня, пробегающая пальцем по экрану телефона. Обычный семейный ужин: картошка с жареным луком, домашние котлеты, маринованные огурцы в пузатых банках — всё своими руками, конечно. Маша вздохнула, немного машинально потирая плечо: после недавней болезни усталость цеплялась к ней постоянно...

В этот вечер всё казалось как всегда. Дом затих под шумок осеннего моросящего дождя, а Оля суетилась на кухне, перемешивая ложкой малиновое варенье для пирога. — Скоро придёт Нинка... — шепнула себе Оля, поправляя салфетки на столе. Пары минут хватало, чтобы её мысли захлопотали: хватит ли сладкого, не забыла ли положить лимон в вазочку, не опрокинется ли на этот раз кто-нибудь чашку... Дверной звонок раздался нетерпеливой трелью, и в прихожей привычно запахло дождём и духами. — О-о-ой, ты даже...

В тот день было особенно тихо. Густые облака, вроде ваты, лениво ползли по небу, будто и не торопились никуда. Николай Андреевич, проснувшись как обычно в шесть, сварил себе кофе, выглянул в окно... и вдруг будто что-то кольнуло: забор между их участком и соседями стал выше. — Не показалось же мне? — бормотал он себе под нос, глядя на свежие доски, аккуратно вымазанные морилкой. Забор до самой верхушки, ещё и с накладками. Вот так новость... До этого дня забор был обычный — добротный, но не выше плеча...

В квартире пахло железом и каким-то едва уловимым, знакомо-горьким замочным маслом. На пороге коридора сидел низенький человечек в рабочем фартуке, стараясь не дышать на сверкающий свежестью медный цилиндр. Людмила то и дело заглядывала в прихожую: уж больно хотелось спросить мастера — скоро ли он закончит. Но что скажет… Чайку не предложишь — с отверткой и так, видать, не оторваться. Да и с Виктором сегодня оживлённый день, чего уж душой кривить. Вот только настроение у них обоих – как этот новый замок: снаружи блестит, а если присмотреться, то все бороздки да трещинки видны...

— Знаешь, бывают дни, когда даже зубы почистить кажется подвигом… — с иронией бросила Тоня, облокотившись на спинку кресла. Тёплый луч скользнул по пыльной скатерти, рассыпался золотым кружевом по чашке с почти остывшим чаем. За окном тянуло весной, и казалось, даже воздух пьян — такой свежий, резкий… Но для Тони этот апрель всё равно был серым. Хлопковая кофта давила на плечи, как будто ночь решила не сматывать удочки и остаться с ней до вечера. Возле окна сидела Надя — подруга-соратница. Увидеть...

В доме пахло свежей кашей и вытертым до блеска полом. В крохотной кухне было душно, но привычно – здесь вся жизнь, в этих негромких разговорах, застарелых кастрюлях, в металлическом звоне ложек о фарфор. Ирина, аккуратно одетая, со строгим выражением лица и с привычной сутулостью, аккуратно раскладывала листки: один — коммуналка, другой — продукты, третий — «прочее». Каждый вечер она готовила этот бюджетный парад с точностью часовщика. Возможно, так она еще чувствовала контроль над жизнью, которую давно уже не могла держать в руках как раньше...

Когда в доме пахнет пирогом с яблоками, а из окна уже тянет весенней прохладой, хочется верить в праздники. Наташа всегда так думала. В этот год всё сложилось особенно: маме — ровно восемьдесят! Такая круглая дата, что даже давний шкаф в бабушкиной комнате притих от почтения. За долгие годы Наташа привыкла быть центром — вокруг неё всё вертится на семейных застольях. Она помнит, как первый раз затащила всех в парк с термосом и ватрушками, как организовала маме концерт. И вот – снова она: звонит, зовёт репетицию торжества, говорит с размахом — как положено, чтобы тепло и в памяти, и на душе...

Иногда кажется, будто всё в жизни уже сложилось: привычный дом, большая кухня, стертые дорожки от спальни до ванной и запах свежего хлеба, который Ирина неизменно пекла по воскресеньям. Всё привычно до мельчайших деталей: и расписание приема у Ирины, и утренний кофе, который Олег варил на старой турке еще с молодости. Только вот в последние годы порядки менялись не по их воле, а жизнь, как старая скатерть, вдруг протёрлась в самых хрупких местах. Сегодняшний вечер был, казалось бы, таким же, как тысячи других...

Я складываю свежевыстиранные полотенца, щелкаю пальцем по чайнику (пусть закипает), — и вдруг… стук в дверь. Признаюсь, у меня сердце за такие моменты вздрагивает: то ли радость, то ли тревога — ещё не решила, что сильнее. — Таня, ты дома?.. — Голос Галины узнаю безошибочно. Открываю — вижу её. Вечно сжатые плечи, тонкие пальцы, будто у пианистки, и не по возрасту ясные глаза, на этот раз она держит в руках пустую миску. Уже привычно, если честно: то крупа, то лук, то соль ей нужна. Если бы кто...