Mirovink

– Это государственная измена! – громыхнул голос одного из лордов, отражаясь от высоких сводов Зала Совета. – Генерал Крагн, презрев волю Совета и приказ Императора, развязал войну с нашими союзниками! Он предал Триединство! Зал взорвался гулом десятков голосов. Обвинения, проклятия и испуганные возгласы смешались в единый, неразборчивый шум. Леди Ариэль сидела с безупречно прямой спиной, её пальцы были сцеплены на полированном столе из тёмного дерева. Она одна, казалось, сохраняла хладнокровие среди бушующей бури эмоций...

Когда солнце ткнулось краем в зубья дальнего хребта, небо окрасилось в медно-кровавый. Отряд «Молотников» добрался до Горла Бури — так назывался узкий перевал между двумя чёрными скалами. Когда-то, по преданию, в этих местах полчища орков были прижаты к обрыву штормом и уничтожены, не успев развернуться. С тех пор скалы будто помнили каждый вопль, и ветер здесь выл не как в других ущельях — злее, упрямей, словно с обидой. Солдаты молча разбили лагерь. У кого-то подгорела похлёбка, кто-то натягивал ремешки на сапогах, шепча: — Значит, всё правда?...

Лето в Тихоречье начиналось с запаха — влажного, тёплого, густого, как одеяло. С утра пораньше роса скатывалась по траве, по кожаным ремням, по голым ступням учеников, что выходили на тропы между корнями деревьев. Пение птиц здесь слышались иначе. То короткими криками, то долгими руладами, будто спорили о чём-то древнем, недоступном пониманию людей. Мирослав всё ещё просыпался с осторожностью. Хотя прошёл уже месяц с тех пор, как его приютили в святилище друидов, он никак не мог привыкнуть к тишине...

Камень хранил прохладу ночи. Даже сквозь плотные ткани покрывала ощущался его тяжёлый, неподвижный холод — как будто сама гора, в чьём сердце покоилась столица гномов, медленно дышала под полом. Ариэль сидела у низкого стола, освещённого мягким голубоватым светом кристаллов, встроенных в стены. Перед ней лежал раскрытый свиток с картой южных территорий, с отметками гарнизонов, шахт и давно заброшенных подземных путей. На краю — чёткий круг, обведённый красным пером: Дюрнакар. Она не двигалась. Только...

Крагн стоял перед зеркалом. Пальцы его двигались точно, будто он собирал не доспех, а саму решимость. Каждый щелчок крепления раздавался в молчаливой комнате, как удар по наковальне судьбы. Его взгляд встретился с отражением. Лицо было знакомым — но на миг показалось, что оно принадлежит другому человеку. Зеркало — старое, с трещинами по краям — вдруг дало трещину посередине. Прямо через лицо. Затем ещё одну. И ещё. Осколки начали расходиться, движимые невидимыми пальцами, аккуратно раздвигались один за другим...