MEREL | KITCHEN

Говорят, семья — это тыл. Что-то вроде укрытия от бед, штормов и человеческой подлости. Место, где тебя примут даже тогда, когда ты обглодан жизнью до костей, где пахнет пирогами и греют руки, а не обвинения. Так говорят. В открытках, в кино, на утренниках в детском саду. А на деле?.. Если твой "тыл" — это разваливающийся блиндаж, из которого больше стреляют, чем прикрывают, если каждый визит домой — как минное поле, где под ковром не пыль, а претензии, где за каждым "ты опять?" прячется холодная ярость...

Я всегда представляла любовь как запах свежего хлеба из печи у бабушки на кухне. Не булочной, не ресторана, не этих ваших фермерских пекарен — а именно бабушкиной кухни, где половицы скрипят, как будто разговаривают, а часы на стене тикают чуть громче, чем надо. Где окна запотевшие, подоконник усыпан шелухой от лука, а бабушка колдует над тестом, поправляя очки тыльной стороной руки. И ты заходишь с мороза, щеки горят, нос мокрый, а на плите уже шкварчит чугунная сковорода, и пахнет не просто едой — пахнет жизнью...

Я всегда думала, что самое страшное слово в жизни женщины — это «одиночество». Оно казалось мне пустым коридором, эхо от собственных шагов, тарелкой на столе, где никто не сядет напротив. Но оказалось, одиночество — это ещё не самое тяжёлое. Страшнее — «терпи». Терпи, потому что так проще. Потому что никто не хочет разбираться, что с тобой. Терпи, потому что муж между двух огней, и ты, как будто, всегда рядом с ним, но никогда не с ним. Терпи, потому что «все семьи неидеальны», «а вдруг наладится», «мама же старается»...

Меня зовут Ира. Мне тридцать шесть. У меня есть дочь Марта, восемь лет, и, кажется, впервые за много лет у меня снова есть воздух. Не тот, которым дышишь автоматически, сквозь стиснутые зубы, а настоящий — вкусный, с запахом сырой земли после дождя, чуть терпкий от ветра, с лёгкой примесью свободы. Без лаванды, которая въедалась в обивку стульев и мои волосы. Без навязчивого лязга фарфоровых кружек с золотым ободком, словно каждый завтрак сопровождался колокольчиком контроля. Теперь нет этих сквозящих...

Если бы мне хоть кто-нибудь, хоть шепотом, за углом, с запиской под дверью — сказал, что однажды я не просто захлопну дверь перед собственной матерью и сестрой, а сделаю это с ледяным лицом, с телефоном в руке, нажав на «102», я бы рассмеялась в голос. По-настоящему, с тем надрывом, как смеются в кино, когда всё хорошо. Сказала бы: «Да вы что, я же нормальная!» Я ведь всегда так думала. Что нормальная. Не святая, не идеальная — но, чёрт возьми, вменяемая. Терпеливая. Та, что держит удар. Та, что не кидается на людей даже в аду, а просто подоткнёт фартук и вынесет мусор...