Следующим утром Анька проснулась поздно. Сказать честно, утро-то давно уже закончилось. Потому что двенадцать часов – это самый что ни наесть день. Но вставать не хотелось. Меньше, чем за сутки, Анькин мир успел измениться. Стать иным. Начисто были стёрты некоторые, раньше казавшиеся базовыми, представления. А новых пока не образовалось - это ведь не быстрый процесс. И казалось Аньке, что все вокруг зыбко и неустойчиво. Не ясно, что делать. Непонятно, как быть.
Впрочем, с самыми первейшими делами вопросов не было: нужно было привести себя в порядок, сварить кофе и сделать яичницу. Что ей, что Денису питаться было необходимо, не смотря ни на что.
Но, когда она вошла на кухню, откидывая назад мокрые ещё волосы, оказалось, что все уже готово. Анькина любимая турочка была начищена до блеска и исходила ароматом свежего кофе, а на сковороде шкварчала яичница, пожаренная с ветчиной и помидорами. Желудок заурчал, и Анька хищно повела носом, принюхиваясь к таким утренним и аппетитным запахам.
- А я думала, роботы готовить не умеют… - не удержалась она от шпильки.
- Это что… я ещё и на машинке шить, и… гм… вязать могу… - отозвался Денис, переиначивая фразу до сих пор известного, хотя и очень древнего мультика. Она засмеялась.
Кстати – он действительно вязал. Очередной умопомрачительный свитер. Или жилетку? Черт разберет, пока недовязанное. Сама Анька не только не умела ни вязать, ни шить, но еще и на дух не переваривала эти занятия. Именно потому, что их считали «женскими», и чуть ли не обязательными в списке интересов любой девушки. Нет уж, дудки! Пусть сами вяжут, кому охота.
Впрочем, на Дениса Анька, поглощавшая завтрак (сам робот уже поел, сна ему, видимо, требовалось меньше, чем ей), поглядывала с явным уважением. Но, доев, спросила:
- Слушай… а зачем это тебе? – и она подбородком указала на его вязание.
Спицы в гибких пальцах замерли на миг. И вновь запели, завызванивали свой бесконечный, древний напев.
- Хобби… - Денис отозвался нехотя. Помолчал. И все же решил объяснить:
- Я дарю то, что связал.
- Кому? – изумилась Анька.
- Ну… другим. Чаще всего – таким же, как я. Роботам. Хотя иногда и людям тоже.
Она молчала, не понимая. Денис поднял на нее взгляд – его пальцы при этом все так же резво справлялись со своим делом, ничуть не нуждаясь в том, чтобы в работе участвовало еще и зрение. А зачем?
- Вот у тебя есть робот?
Анька мигнула.
- У меня? Нет… ну… верней, как бы это… Есть. Он записан на меня. Только он не мой.
- А чей? – педантично уточнил Денис.
- Отряда. Понимаешь, в поисковом отряде без робота сложно обойтись, он сильно повышает надежду на успех.
Денис кивнул. Словно не услышал ничего для себя нового. И неожиданно спросил:
- А во что он сейчас одет?
Вот тут Анька зависла окончательно. Во что одет робот? Да откуда ж ей знать? А… правда… во что?
- В штаны какие-нибудь камуфляжные... в футболку… - неуверенно начала она.
- Ты не помнишь? – Денис был все так же педантичен и серьезен.
И она призналась, вдруг краснея и понимая, что ей за что-то сейчас очень стыдно:
- Нет…
Он снова кивнул. И тряхнул своим вязанием. Обкусил зубами нитку – видимо, работа была готова.
- Я подарю ему свой свитер.
- Но зачем?!
Денис пожал плечами. Посмотрел в окно. Улыбнулся. Он словно не мог подобрать слов.
- Ань… ты любишь носить вещи, которые просто так?
- Как это… просто так?
- Ну, которые ни зачем? Не форма, подчеркивающая твою принадлежность к отряду, ни что-то, что ты одеваешь, чтобы понравиться кому-либо или «потому что так принято», ни корпоративная одежда… Просто что-то мягкое, удобное, уютное? Родное, как собственная шкурка?
Анька медленно кивнула, уже понимая, о чем он. Для нее такой «шкуркой» давно стали джинсы и футболки на размер больше, чем нужно. Украшенные чем-то ярким, забавным. И джинсовая куртка. Все это неизменно занашивалось до дыр, и выкидывалось, только когда начинало расползаться буквально на нитки. Но причем тут робот?
- Одевая такую одежду, ты становишься немножечко больше собой, чем обычно? Она как бы защита, под прикрытием которой не страшно делать глупости, или решиться на серьезный разговор, или… - он лукаво усмехнулся, - …признаться в любви?
И снова она была вынуждена кивнуть. Она никогда не пыталась перевести в слова свои ощущения от одежды… но – он был совершенно прав. Так оно все и было. Натягивая свою «шкурку», как вчера, она становилась самой собой. Анькой. И, если кому-то приспичило бы узнать ее лучше, то ему бы стоило дождаться именно такого момента.
- Вот тебе и ответ. Твой робот тоже хочет побыть собой. Скажешь – нет? Кстати, а как его зовут-то?
Анька молчала. Робота звали «Эй, ты». Но сказать об этом Денису казалось немыслимым. Особенно после его заявления, что этот самый «Эй, ты» хочет побыть собой. Побыть собой? Робот? Это вообще как? Ладно, Дениса создал какой-то гений, да еще и закачал в него память умирающего мальчишки. Кстати, интересная мысль мелькнула. А не в том ли был и секрет успеха? Не в страхе ли? Мальчишка ведь этим страхом буквально жил. Глотал его с каждым новым вдохом воздуха, получал с каждой капелькой поступающих по трубкам лекарств. Просыпался – в страх. И засыпал – обратно в него же. Страх смерти, страх похищения. Страх за себя и страх за тех, кто умирал на соседних койках. И уж, конечно, чтобы там ни переписывал в машину чокнутый Профессор – память или эмоции, или (чем не шутит черт, пока Бог спит!) саму душу мальчишки – страх он переписал точно. Так что и робот получил его. В полной мере. Не от того ли и осознал себя? Где-то Анька, кажется, читала, что страх – еще тот стимулятор. И крыса, получающая в своем лабораторном лабиринте не только вкусный «пряник», но и болезненный «кнут» куда сообразительней такой же крысы, живущей в довольствии в своей клеточке, на правах «домашнего любимца».
А вообще ерунда это все. Не сможет она понять, что произошло с Денисом. Тут специалисты должны разбираться, а не она – ее-то знания и про обычных роботов не шли дальше процесса загрузки или выключения.
В любом случае, это неоспоримый факт: Денис уникум в своем роде, практически человек. Но обычные-то роботы не имеют чувств! Или… она ошибалась и в этом?
Денис с интересом следил, как эмоции на ее лице сменяют друг друга. Но он не просто сидел. Он уверенно и естественно натягивал вязанные полосатые чехольчики на заварочный чайник и на две кружки - свою и Анькину. Выглядело это предельно странно, но и очень уютно одновременно. А еще - забавно. Кружки перестали быть одинаковыми, обрели индивидуальность. Их теперь было уже ни за что не спутать. И, при этом, они не стали разномастными. Чайник и чашки по-прежнему смотрелись одним набором. Просто они как бы... ожили, что ли?
И Анька уже готова была высказать что-то ехидное, на тему того, что и посуде, оказывается, хочется иногда побыть «более собой»?
Но ничего сказать она не успела. Потому что резко зазвонил телефон. И, беря трубку, она уже знала, шестым чувством угадала: это вызов. Снова беда. Опять кто-то где-то броди по самому краю собственной гибели, и надо бежать, надо искать. Надо успеть!
Так оно, собственно, и оказалось. Начиналась привычная работа, и Анька на время отбросила все вопросы и сомнения.
- Денис, пропал ребенок. Давай, собирай свои шмотки, и айда на выезд. Два робота – это сильно сэкономит нам время. Поможешь?
- Ты еще спрашиваешь… - Денис пружинисто поднялся. – Только смотри, чтобы меня полиция не замела.
Анька отмахнулась. Пацан потерялся в лесу, а там, как известно, металлоискателей нет.
- Идем, я познакомлю тебя с Бертой.
Бертой звали Анькину собаку. Огромную, словно овчарка, умнейшую дворнягу. Белую, в черных пятнах. И познакомить эту псину с Денисом, по хорошему, стоило еще вчера. Просто Анька забыла. Хорошо хоть, что Берта ну очень спокойная собака. А Денис ночью из дома один не выходил. Но упущение стоило исправить, и как можно скорее. На Поиск им, как ни крути, ехать вместе.
- Берта, свой.
Анька шагнула с крыльца дома, и потрепала радостно молотящую хвостом собакенцию по голове. В теплое время года Берта дом не признавала, обитая во дворе. Пушистый хвост-бублик метнулся еще раз из стороны в сторону, и замер. Берта уставилась на Дениса, явно размышляя о том, нужен ли их маленькому дому вот этот вот, странный? Или ну его на фиг? Анька тоже замерла. Надо сказать, что мнение о человеке Берта составляла только один раз, и изменить потом что-то было невозможно. Она или принимала, или нет. И если нет...
Денис, стоявший до того на крыльце, спокойно шагнул вниз и протянул вперед руку. Не тыча ладонью под нос собаке, но так, чтобы она могла, при желании, легко дотянуться. И она дотянулась. Тщательно обнюхала. Нерешительно махнула хвостом раз, другой... а потом он заходил из стороны в сторону. Сдержанно, но уверенно. Денис был принят за своего. И только тогда он подал голос:
- Ах ты, псыня... Хорошая ж ты какая... Погоди, вот я тебе желеточку сейчас принесу. Красавица вообще будешь!
Заворковал он, наглаживая Берту по голове. И тон у него был именно тот самый, каким говорят с собаками все, кто очень хотел бы иметь у себя дома такое четырехлапое чудо, но по каким-то причинам не может себе это позволить. И Анька не выдержала:
- Да, Берта... - патетично заявила она. - Жилеточка - это твое единственное спасение. Как иначе ты сможешь почувствовать себя более собой?!.
Прозвенел и стих короткий общий смех. Серьезней стали лица. Впереди ждал Поиск. И - чья-то спасенная жизнь. Или - чья-то смерть.
А, на самом деле, и то, и другое. Только никто об этом еще не знал...
(Продолжение следует)