В этом году на Оскар номинировали Максима Арбугаева — якутского режиссера документального кино. Он в совместном режиссерстве вместе с сестрой Евгенией снял короткометражный документальный фильм «Выход» про ученого-биолога, который наблюдает за самым крупным лежбищем моржей в мире. Мы поговорили с Максимом о истории создания фильма, процессе съемок и творческом пути.
— Максим, расскажи про себя.
Я никогда не думал, что буду заниматься документальным кино. Я 15 лет профессионально занимался хоккеем, это была огромная часть моей жизни. Постоянно был в командах, поменял около восьми за карьеру. Это был большой поток людей, с которыми я знакомился, и мне всегда было интересно наблюдать за напарниками, за тренерами. Я всегда старался наблюдать за отношениями людей.
Но позже я понял, что в хоккее мне тесно. Я в тот момент не знал, чем я хочу заниматься: мне помогла родители и сестра. Она в тот момент снимала фотоисторию для National Geographic в Якутии и взяла меня ассистентом.
Со временем я влюбился в процесс съемки. Мне стало интересно изучить все формулы киноязыка. Начал как самоучка, без опыта, но с огромным внутренним желанием запечатлевать мир вокруг себя.
Потом поступил во ВГИК, в мастерскую Сергея Валентиновича Мирошниченко. Для меня это были одни из лучших лет — пять лет интенсивного обучения. Сергей Валентинович давал много практики, которая в целом очень важна для кино.
Когда мы выпустились, решили организовать с однокурсниками свою студию документального кино СТАЯ.ДОК. Начали вместе делать авторское документальное кино –– ради энтузиазма, а не ради денег.
— Какие режиссеры документального кино повлияли на твой язык и форму повествования?
Меня всегда вдохновлял польский кинематограф 60-х, 70-х, 80-х и современный польский кинематограф. У этих режиссеров уникальный подход к визуальному повествованию. Ты видишь кинокадр как фотографию, каждый кадр остается в памяти. Но даже внутри одного кадра они могут создать внутренний конфликт за счет ракурса, композиции и света.
Из режиссеров ценю Вернера Херцога. Он большой мастер и в игровом кино, и в документальном. У Херцога есть уникальный стиль, который никогда ни с кем не перепутаешь. Еще для меня большой мэтр кинодокументалист Герц Франк.
Отличный фильм есть у Кристиана Фрая, с которым мы совместно сняли фильм «Генезис 2.0». Это «Военный фотограф» — сильная картина с детальным наблюдением за героем. Мы с Кристианом прошли три года совместного монтажа и съемок, это было очень полезно для меня.
— Как бы ты объяснил, что такое документальное кино и как оно создаётся?
Люди говорят про кино и разделяют художественные и документальные фильмы. Но для меня документальное кино тоже художественное: оно разделяется на игровое и неигровое. Документалистика — это тяжелая работа в поле. Работа с реальными людьми, работа с реальностью.
У меня этим летом был опыт в игровом кино. Я работал режиссером и оператором. И в игровом кино и в неигровом есть драматургия, есть история, которая движется, идет, разделена на драматургические составляющие.
Но в документальном кино есть какая-то магия, которую сама жизнь тебе предоставляет. Порой жизнь просто идет не по сценарию, и это я люблю. Есть уникальный шарм и постоянное ожидание чего-то.
— Как вы нашли историю для фильма «Выход»?
Моя сестра Женя работала над фотопроектом в Арктике. Одна из глав была посвящена Чукотке. В первый раз мы там оказались в 2018 году, снимали историю про охотников из небольшого поселка Энурмино. Они занимаются традиционной охотой на китов и моржей. Женя запечатлевала жизнь этих людей.
В один из дней мы поехали по окрестностям и оказались на лежбище. Это было начало лета, когда еще моржи не выходили, поэтому пляж был пустой. На нем мы увидели останки животных, и песок был другого цвета — бронзовый, прожженный. Там стояла маленькая избушка, в которой мы остановились попить чай. Один из охотников нам рассказал, что уже десять лет в конце лета сюда приезжает молодой ученый. Он наблюдает за самым крупным лежбищем моржей в мире.
Мы были в шоке от того, что такое лежбище вообще есть — такой феномен дикой природы. На следующий год вернулись в это место: подгадали так, чтобы провести с Максимом две недели на лежбище. В тот период мы не снимали его: хотели ближе познакомиться, понять и нащупать историю.
На следующий год, в пандемию 2020 года, мы решили, что попробуем сделать проект про лежбище вместе как соавторы. Для сестры это первый дебютный фильм. Вместе с ней и героем мы провели целый сезон: три с половиной месяца наблюдали за жизнью ученого. Так сложилась картина «Выход».
— Как были устроены съемки фильма?
Мы понимали главный посыл, но не понимали, какая будет форма — короткометражная или полнометражная Мы не могли тогда сказать, какое это будет кино.
В игровом кино режиссер уже на стадии сценария может понять, будет ли это короткометражная история или полнометражная. Но все время, пока жили с героем, мы делали заметки, которые очень помогли на стадии монтажа. Советую всем документалистам делать эти заметки. Когда после съемок ты садишься за монтажный стол, тяжело вспомнить и восстановить все воспоминания, чувства. Но записи помогают. Это дневник, который дает тебе опорные точки.
— Какой процесс для тебя самый приятный — сама съемка, подготовка к ней или монтаж?
В кино режиссеры делятся на два типа: те, кто любят съемочный процесс, и другие, которым нравится монтажный период, постпродакшн.
Как режиссер-оператор, который снимает сам, я люблю процесс съемок. Для меня это путешествие — открывать новые кадры и эпизоды истории. Оно иногда доходит до состояния адреналина, в котором находишься только ты. В него можно полностью погрузиться и абстрагироваться.
— Фильм «Выход» ты снимал с сестрой. Кто что делал?
Это соавторство двух режиссеров и операторов. Я бы сказал, что у нас во всем был баланс — и в режиссуре, и в операторской части. Такой тандем брата и сестры.
— Хочется залезть в твое тело и посмотреть, как это было на самом деле. Вот вы сидите в этом маленьком домике на берегу моря. Вот вы начинаете день. Встаете утром. Вам нужно снимать кино. Что вы делаете?
Наш процесс — длительное наблюдение за героем. Есть такой термин в документальном кино. При длительном наблюдении можно увидеть, как герой меняется, проследить разные эмоциональные состояния. Кино, если говорить в целом, строится за счет соединения разных событий. Длительное наблюдение дает возможность запечатлевать разные события, которые становятся эпизодами, скрепляющими драматургию.
В случае «Выхода» это сработало: внутри фильма мы видим изменения героя. Наблюдаем за ним в начале, видим его, когда приходят моржи. Потом смотрим, как он ведет себя в состоянии изоляции, жизни в избушке, окруженной этими мистическими животными.
У нас не было расписания, что мы в этот день снимаем, в этот — нет. Мы всегда были начеку, всегда с камерой. Мы просто следовали за героем и всегда были рядом.
— В фильме меня поразила сцена в начале: герой открывает дверь, а за ней море моржей. В комментариях практически каждый второй пишет про эту сцену. Является ли она твоим любимым моментом с художественной точки зрения или есть другой?
Если говорить с художественной точки зрения, то кадр, когда Максим открывает дверь, это тот самый вау-эффект. Мы хотели добиться ощущения, что с начала зритель не понимает, кто это, такой персонаж-загадка.
Мы хотели создать саспенс и вот это открытие двери — БУХ. Когда были показы в кинотеатрах, на этом моменте весь зал говорил «вау». Мне как автору очень приятно, когда я чувствую зрителя, его эмоции.
— Как вы сняли этот момент?
Он достаточно сложный: если смотреть внимательно, можно увидеть, что он снят одним кадром. Там есть внутрикадровый монтаж: когда камера движется, меняется крупность. Можно увидеть, что Максим открывает и закрывает дверь. Мы следуем за ним, видим еще больше моржей, а он подходит к ним все ближе и ближе. И мы сами, как и зрители, подходим к ним ближе.
Наверное, это один из самых сложных кадров фильма. Но в тот момент я просто следовал за своими внутренними ощущениями. Иногда бывает такое, что в процессе съемок ты не отдаешь отчета, почему что-то делаешь. Просто следуешь инстинктам, они тебя направляют. Внутри само как-то все создается и работает.
Но есть ещё один кадр, который важен для меня. В нашем фильме мы часто использовали просто статичные кадры. В этом большая заслуга Жени, потому что она это привнесла из своего мира фотографии. Если посмотреть на ее творчество (Евгения Арбугаева, например, снимала Грету Тунберг для обложки Time — примечание), у нее в каждом кадре много интересной информации, очень наполненные драматургией кадры получаются.
В «Выходе» мне очень нравится именно кадр с окном, где мы видим нашего героя внутри дома, а за окном много моржей. Для нас это было сюрреалистично. Вот человек, живет, работает, а у него за окном всегда море моржей.
— Какая была основная художественная задача? Как вы для себя ее определяли?
Для нас было важно создать атмосферу. Чтобы зритель мог окунуться в этот мир, в эту избушку, побывать на этом лежбище и подумать. У нас нет какого-то закадрового голоса или интервью, которое бы тебе все объясняло. Наша задача –– абстрагироваться и наблюдать.
— Немного отойду в сторону от фильма. Уже несколько лет подряд пишут про якутский кинематограф –– он особенный, интересный. Ты считаешь себя частью этого кинематографа?
Я родом из Якутии и достаточно много фильмов снимал в Якутии. Это мой родной край, моя родина, в которую мне хочется возвращаться и искать новые истории. Это часть меня. Как автору мне интересно заглядывать туда, рассказывать истории жителей Якутии.
— Общаешься ли ты с другими авторами из Якутии, смотришь ли ты якутские фильмы? Видишь ли, ты что это отдельное направление?
Конечно, это отдельное направление. Оно сделало определенный бум в киноиндустрии в России. И не только в России, вообще по миру. В Якутии много интересных режиссеров. Это, например, мои друзья Дмитрий Давыдов и Степан Бурнашов. Владимир Мункуев, с которым мы вместе сделали фильм эти летом, который называется «Кончится лето». Он планируется к выходу в этом году.
Мы общаемся, встречаемся на фестивалях, обмениваемся идеями, советами, помогаем друг другу. У каждого режиссера из тех, кого я перечислил, свой уникальный почерк и режиссерский взгляд. Темы, которые они поднимают, тоже самобытные. Они интересны зрителям по всему миру — это видно по фестивалям, наградам, реакции аудитории.
— Вопрос про будущее. Оно тебя пугает или дает надежду?
Меня будущее пугает. Климат меняется. Социальные проблемы усугубляются. Я чувствую, что в мире присутствует атмосфера агрессии. Вот последние 10-15 лет. Это то что я чувствую.
Но рассказывать об этих проблемах — это наша миссия, документалистов. Показать, что сейчас происходит, попытаться достучаться до зрителей. Творчество, которое вскрывает болячки нашего общества, — это важный инструмент. И я вижу, как люди посредством кино сближаются, как люди находят какие-то ответы сами для себя или задают себе вопросы, на которые пытаются потом ответить. Я считаю, что высшая сверхзадача любого искусства — помочь людям задать вопросы самим себе.
