- Упыриха… - зловеще надсадно подвывал ветер.
- Упыриха... - ехидно вторили шелестящие листья.
«Упыриха», - думала о себе Ксения. Она совсем не могла спать.
Она встала и подошла к окну. Неясные тени от покачивающегося фонаря скользили по кустам. Вроде бы собирался дождь. А потом оказалось, что собирались пролиться слёзы.
Кирилл проснулся, подошёл к ней сзади, обнял и тихо сказал: «Мы выдержим это. Обязательно выдержим».
Ксении было почти сорок. Сейчас ей было бы смешно, но ещё год назад надвигающаяся старость периодически ввергала ее в уныние и частые походы к косметологу.
Она всегда была хорошенькой. Но теперь! Видели когда-нибудь человека, для которого привычное состояние - непрерывный поток слез?
Ксения не обращала на них никакого внимания. Они просто текли по щекам, по шее и впитывались в воротник платья. Поэтому и черты лица казались полустертыми, расплывчатыми, акварельными.
Вроде бы дети, муж, работа не создавали непреодолимых проблем. Просто суета. Причём радостная суета. А тут беда - чёрная, удушливая, вынимающая душу.
Мама заболела давно. Они с отчимом сначала бились за ее жизнь сами. Дочерям сказали за месяц до конца.
Это был самый тяжелый вечер в жизни Ксении. Мама ещё была в сознании, но жизнь ее ускользала, уносилась как щепочка по горной реке.
Она взяла Ксению за руку и, с максимальным усилием четко проговаривая слова, произнесла:
- Пожалуйста, пообещай мне... я знаю, что говорю... Пообещай мне на моем смертном одре... не отдавать Марии наш дом. Я дарственную на тебя оформила, чтобы Машка не вздумала завещание оспорить. Если ей что-то достанется, все прахом пойдёт. А дом ещё мой дед строил. Все здоровье положил. Это наше родовое гнездышко. У неё квартира была в Москве хорошая. Но пропьёт и эту, в Чехове... Пропьёт когда-нибудь... Не отдавай дом. Ты добрая. Не отдавай. Нет на то моей материнской воли.
Тогда Ксения держала исхудавшие мамины пальчики и плакала:
- Мамочка, может, пусть Борис Иванович в нем живет?
Отчим качал головой:
- Нет, девочка, я же тоже не вечный. А тебе мальчишек поднимать. Спортивные, слава Богу, у тебя ребята. И дом будет им очень кстати. И сад, и огород, и мастерская, и турники, и корты, да хоть бассейн делай.
- Мамочка, у Маши ведь тоже сын есть, - попробовала возразить Ксения.
Борис Иванович насупился:
- Девочка, если бы был хотя бы один шанс... Женя в свои шестнадцать все уже попробовал. Мы тебе не говорили. Ограбил он нас полгода назад. Все сумки и карманы проверил, пятьдесят тысяч и золото вытащил. Только обручальные колечки до серьги бабушки твоей остались. Какое уж ему наследство оставлять...
Ксения ещё громче заплакала. Ей всегда было жаль младшую сестру. Маша с подросткового возраста являла чудеса лживости, изворотливости, интриганства. Для неё ни родители, ни учителя, вообще ни один из взрослых не были авторитетами.
Для Маши только дворовая молодёжь была ее окружением, «подушкой безопасности», сценой для выступления. Со временем под влиянием субкультур и алкоголя все, что закладывалось воспитанием, исчезло окончательно.
Насколько интеллигентной была семья Ксении, настолько хамовитой и наглой была Маша со всеми ее ухажёрами. А теперь, когда она спивалась, все стало критичней. Она могла звонить матери среди ночи и за ее вразумляющие слова тут же начать оскорблять.
«Что же будет теперь?» - плакала Ксения, прощаясь с мамой и ужасаясь, что теперь ей предстоит противостояние с неадекватной сестрой.
Только похоронили маму, и Маша уже прибежала за деньгами. А когда узнала, что мама дом загородный Ксении и ее сыновьям оставила, визжала, вопила, проклинала, кидалась драться, пока мужики не вывели ее подальше.
Я не буду погружать Вас, дорогой читатель, в это безумие. Расскажу конспективно.
Мария не просто докучала Ксении. Она делала это регулярно, жестоко, морально втаптывая в грязь, она звонила общим знакомым и малознакомым людям и жаловалась на Ксению, для которой она придумала обидное мерзкое прозвище «упыриха».
Мария рассказывала людям фантастические истории о том, как сестра - кровососка и ведьма - «родную мать со свету сжила, чтобы богатым домом завладеть». Но люди были разные. Те, кто хорошо знали семью, нисколько не верили спивающейся Марии и понимали, что некому, кроме Ксении, было дом в наследство оставлять.
Но были и те, кто распространял эту гадкую ложь дальше. Дошло до того, что директор колледжа, где преподавала Ксения, вызвала ее к себе на разговор. Ничем плохим для Ксении разговор не закончился, но директриса попросила, скорее приказала немедленно разобраться с семейными проблемами, порочащими авторитет колледжа.
Ксения была готова оставить работу. Но тут вмешался Ковид. Всех перевели на дистанционное обучение, началась суматоха и страхи, и в колледже сотрудникам стало не до проблем Ксении.
Через пару месяцев заболел Кирилл, а затем и Ксения. Кирилл болел тяжело, с госпитализацией, восстанавливался до относительно рабочего состояния не меньше месяца, а потом ещё кашлял почти полгода.
Ксения болела легче, но Ковид ударил по нервной системе. Пальцы на правой руке немели и плохо слушались, и слезливость на малейший раздражитель была колоссальная. А ещё сыпались волосы. Вот после Ковида и превратилась Ксения в плачущую «акварельную» даму.
Все время болезни она помнила, что родная сестра прокляла ее и пожелала ей смерти, и это не добавляло Ксении здоровья. «Упыриха...» - часто звучало в ее ушах.
«Мама, мамочка! - ночами рыдала она. - Зачем ты мне такую ношу дала? Она мне не по силам!»
И тут взбунтовался Кирилл. Несмотря на свою мягкость характера и любовь к жене, он решил радикально спасать семью - клин клином выбивать. Пришло лето. И он, невзирая на сопротивление Ксении, перевёз всю семью в дом покойной тещи.
Во-первых, все намучились в локдаун сидеть в квартире, во-вторых, это квартиру можно закрыть на два года и уйти, а домом нужно заниматься постоянно. В-третьих, пора заняться парнями. Им нужны отдельные комнаты и вообще - пространство! Нехватка пространства — это симптом всех людей, пребывавших в ограниченных условиях.
А Ксении была нужна помощь. Неврологи давали ей лекарства, но считали главным лекарем время. Она стала возиться в огороде, и по мере выщипывания травки пальцы тренировались. Вроде бы жизнь стала налаживаться.
И тут явилась Мария. Она приехала с каким-то полупьяным мужиком, и сама была далеко не трезвой. Путь из Чехова почти под Истру для Марии — это почти как кругосветное путешествие. Скандал она затеяла сразу у забора.
Но вышел сосед, пожилой мужчина с военной выправкой, бывший прокурор, не утративший профессиональной хватки. Он хорошо знал ситуацию соседей. Все было на его глазах. С покойной хозяйкой и ее мужем они дружили семьями. Он помог выдворить непрошенных гостей.
И на растерянность Кирилла, обнимающего дрожащую жену, сосед ответил так:
- А почему бы вам не съездить на море? Всем послековидным очень хорошо было бы морем подышать.
С большими эпидемическими ограничениями поездка на море могла состояться. И они поехали. Плачущая Ксения, кашляющий Кирилл и ребята-подростки, внезапно осознавшие свою взрослость на фоне происходящих событий.
Так получилось, что приехали они в Рыбачье. Пока приходили в себя, акклиматизировались, разглядывали окрестности. А тут уже июльский праздник Казанской иконы Божьей Матери. Так Ксения с Кириллом и детьми попали в наш храм.
Я расспросил Ксению обо всем, что тяготит ее, и узнал всю эту драматическую историю. Безмерно морально уставшая Ксения рассказывала мне все, особо не надеясь на помощь.
Я помню, когда ее слёзы внезапно закончились. Она в изумлении уставилась на меня после моих слов:
- Что же Вы, милая Ксения, в одиночку такую ношу несёте? Господу доверьтесь. Сразу легче будет.
- Я не знаю, - сказала Ксения. - Я не понимаю, как правильно. Меня ненавидит родная сестра. Я для неё упыриха... Мамочка обязала меня выполнить невыполнимую просьбу. Вернее, мы ее выполним, но цена ее слишком высока. У меня сердце все время болит, и я совсем не сплю... Я жду, что ночью придёт Маша и сожжет нас вместе с домом. По принципу - не доставайся же ты никому!
- Мама Ваша была совершенно права насчёт дома. Дело не в том, что только Вы сохраните семейное наследие. Это важно для самой Марии.
Ксения замерла почти не дыша, боясь пропустить что-то важное в моей речи. Я продолжил:
- Для Марии дом - очередное искушение. С ее кругом общения, где полно маргинальных и около маргинальных личностей, дом быстро привлечёт интерес криминала. Я так понимаю, когда она продавала квартиру в Москве, ей денег потом еле-еле на однушку в Чехове хватило? Кто-то же воспользовался ее образом жизни и состоянием для своего обогащения? Она может погибнуть. Вы прекрасно сами это понимаете. Просто Вы своим чувством вины задавили в себе здравые рассуждения. Вам надо успокоиться и начинать сосредоточенно молиться о сестре. Это самое лучшее, что Вы можете для неё сделать.
Ксения покачала головой:
- Я совершенно не знаю этого. Если напрягусь, могу вспомнить «Отче наш». И это все. Я всегда только заходила в храм свечи ставить. К Вам я подошла со своей проблемой, потому что мне показалось... Даже не знаю почему....
- Вам просто очень была нужна помощь. Дорогая Ксения, Вам предстоит много удивительных открытий. Как Вы считаете, чем Вы можете помочь сестре? Не торопитесь. Помолитесь, подумайте. Придите ко мне через пару дней. И готовьтесь на исповедь.
Ксения ушла из храма растерянная, озадаченная, но уже не плачущая. Слёзы заканчивались, начиналось действие.
Мы много говорили с ней. Ещё один поток слез Ксения вылила на исповеди. Но это были другие слёзы, не удушающие, а очистительные.
В следующем году Ксения пришла ко мне спокойная, улыбчивая. За год произошли некоторые события, о которых она хотела мне поведать.
Приняв как инструкцию к действию все, что я сказал, осенью Ксения попросила отчима съездить с ней в Чехов. Она не пошла к сестре, а поговорила с соседями по дому. Она выслушала много нелестного о Марии, ее сыне, о компаниях подозрительных мужиков.
Соседи удивлялись, насколько разными были сестры.
Ксения сделала главное. Каждому соседу она оставила свой телефон с просьбой позвонить, если у Марии будут какие-то опасные обстоятельства. Так же Ксения сходила к участковому.
Не прошло и трёх месяцев, как ей позвонили соседи. Мария в больнице с черепно-мозговой травмой. Сама ли упала или ударили - неведомо.
И вот Ксения собрала всю волю в кулак и с молитвой добралась до больницы, с фруктами, йогуртами и мармеладками, которые Маша любила в детстве. Увидев сестру, Мария пыталась шипеть своё любимое: «Упыриха!» Но злобно не получалось, скорее жалко.
Ксения не обращала внимание на ее поведение и вела себя приветливо, мило, заботливо. Она еле выдохнула, выйдя из палаты.
В этот раз ее возил Кирилл. Они ещё долго сидели в машине, прежде чем тронуться. Ксения думала о маме, о Маше, о племяннике, обо всем, что происходило, и гладила маленькую икону Пресвятой Богородицы «Семистрельная», которая теперь всегда была с ней. Что-то тяжелое уходило из их семьи. Оставалась просто светлая печаль.
Слава Богу за все!
священник Игорь Сильченков.