— Что ж это делается! Как она могла?
— Ты о ком, Петровна?
— Да Варька из второго подъезда... представляете, что учудила? На родного сына в суд подала!
— Да ты что?!
— Ну, сынок-то ее, чай, не подарок, — вступила в разговор щупленькая старушка, зябко поводя плечами. — Он, помню, еще мальцом всякие каверзы устраивал.
— Верно, это он, ирод, моему Ваське шерсть подпалил, а потом еще смеялся, бесстыжая рожа.
— Был сорванцом, а вырос — подлецом. Что смотрите? Вы даже боитесь вслух сказать, что он преступник, изувечил человека.
— Пороть его в детстве некому было. Вот что значит безотцовщина. А Варька его всё жалела, защищала... вот и вырастила на свою голову...
— И всё равно, какой бы ни был, а он ведь сын, родная кровь. Как можно судиться с родным сыном? Ведь у нее, окромя него, и нет никого...
— Ну почему же нет? У ней сестра есть. Она-то и подбила Варьку судиться с сыном.
— А ей-то что надо? Чего лезет в чужую жизнь? Пускай за своими лучше глядит!
Но тут мимо лавочки прошагал Глеб, и сплетницы прикусили свои языки, резко перешли на погоду и цены в магазинах.
Глеб отсидел за нанесение тяжких телесных 9 лет. Это была не просто драка, они с дружками увидели на районе чужака в солидном прикиде, и решили пощипать залетного. Кто ж мог подумать, что тот решит дать отпор троим. Другой бы кинул свою барсетку и задал стрекача, лишь бы остаться целым. А этот вдруг решил, что справится с троими. Сам виноват!
Вернувшись после отсидки домой, он не торопился идти работать. Еще чего! Ломать спину на хозяина за копейки, когда кругом полным-полно лохов, которые только и ждут, чтобы их пощипали.
Но мать постоянно зудит, требует, чтобы взялся за ум, — надоела!
А Варвара, которая до последнего не верила в виновность своего сыночка, — это всё его дружки на него плохо влияют! — после суда резко сдала, в свои 45 выглядела не ягодкой, а сморщенной курагой. Мимо соседей проходила, низко наклонив голову, ей казалось, что все только и говорят, как о ее сыне и о ней, какая она плохая мать.
Что ж, они правы, мать из нее получилась никудышная. Когда Глебушке исполнилось пять лет, его отец ушел к другой. Варвара старалась, чтобы Глебушка не чувствовал себя обделенным, всё для сына. Сама ходила в одном и том же, но сыну всегда старалась купить что получше. И за обедом подкладывала ему лучшие куски, — кушай, сынок, тебе расти надо.
И Глебушка рос. И вырос с твердой уверенностью, что ему положено всё самое лучшее. И неважно, какой ценой это достанется. Он не замечал, что мать перед работой стала ходить мыть подъезды. Ачотакова? Сама виновата! Раз не сумела устроиться в жизни, пусть хоть на трех работах работает, лишь бы у Глебушки на тарелке каждый день было мясо.
И теперь Глеб требовал от матери надлежащей кормежки. Да мне плевать, что ты вся больная и у тебя диабет! Я не собираюсь есть твои каши!
И вдруг — эта повестка. А ведь Варвара пыталась поговорить с сыном. До скандалов доходило. На все упреки матери сын огрызался:
— Я уже взрослый! И сам буду решать, работать или нет.
— Ну, раз взрослый, так ступай и живи сам, как хочешь! Хватит из меня последние жилы тянуть!
Но Глеб, хлопнув дверью, через пару дней возвращался, и всё начиналось сначала.
А у Варвары уже не было сил. И однажды после ссоры с сыном, вопреки заведенному порядку, не сын хлопнул дверью, а она ушла. Пришла к сестре и расплакалась:
— Не могу я больше, сил моих больше нет терпеть всё это! Он уже не исправится... Я не знаю, как жить дальше...
До этого она скрывала от сестры правду. Зачем зря расстраивать людей? Это — ее крест, и она сама должна с этим справляться. Но, видно, пришло время, когда ей не выгрести в одиночку.
Долго сидели они на кухне, перебирая разные варианты. Муж сестры предложил сходить и поговорить с племянником по-мужски.
— Нет, что ты! Не поможет... Если и поможет, то ненадолго. Да, еще, не дай Бог, на тебя руку поднимет. С него станется... Нет, это исключено!
— Здесь надо решать кардинально. Чтобы раз и навсегда.
Так они и пришли к решению подать в суд на принудительный раздел квартиры.
Варвара вернулась в свою квартиру, села, огляделась вокруг.
Да, жалко разменивать. Но лучше сейчас разъехаться, пока у нее еще есть силы начать жизнь на новом месте, чем жить в постоянном страхе, что сыночка найдет заначку, или доведет до больничной койки, или... ей даже страшно было представить, что может сотворить её Глебушка, её кровиночка, если она опять скажет ему что-нибудь поперёк...
И пусть соседушки на лавочке треплют своими языками — скоро она уедет, и будет вспоминать прошлое, как страшный сон!
А сын... Что ж, возможно, она в чем-то и виновата. Но Глеб, как он сам говорит, уже взрослый человек, и сам должен быть в состоянии о себе позаботиться.
Главное теперь — не поддаться минутной слабости и не сообщить сынуле свой новый адрес.
Что вышло из этой затеи, читайте здесь