Маргарита Вольная

– Я подам на неё в суд за клевету! Я не позволю так обращаться с пожилым человеком! Как можно писать такие грязные сплетни! Я ей покажу! Я ей покажу, как марать моё доброе имя! – верещала и кипятилась Зинаида Владимировна, то и дело потрясая перед неподвижным мужчиной стопкой бумаг. Участковый смотрел на старуху исподлобья, нехорошо, как на осу, что залетела в дом и кружит над сладким арбузом. – Это безобразие! Просто безобразие! Так неуважительно относиться к пожилым людям! Я пенсионерка! Я ветеран...

«Помогите наказать убийцу! Полиция бездействует!» – гласила первая надпись, и по ногам Зинаиды пополз не то страх, не то негодование, не то всё разом. Сердце забило глухо, тяжело, с трудом разгоняя загустевшую кровь, и пальцы неверно перевернули титульный лист. Кира забралась под мамино одеяло, положила голову на плоскую подушку и вдохнула до щемящей боли запах. Как же так?.. Зачем?.. Почему ты ничего не рассказала? Тебе было так плохо, так тошно, и ты была совсем одна!.. Кира хорошо помнила дни, когда начинался кошмар...

– Ни стыда, ни совести! Ты к кому обращаешься?! Ты к старшему человеку обращаешься! Конечно, о каком воспитании речь, о чём я?! – заголосила бабка, пока внук трусливо отсиживался в подъезде. – Сначала бросают родителей, а потом ищут виноватых! Кира сидела на лавке во дворе, а летнее солнце нещадно жарило её тёмную макушку, от чего перед глазами плыли круги. Но молодая женщина ничего не замечала, в голове бесконечной каруселью проворачивались мерзкие события утра. «Ваша мать больной человек», – говорили...

«Неустойчивая психика вашей матери, вероятно, создала Инфлорену как щит, как оружие против потери. Оставьте её в покое и позвольте жить так, как она живёт. Нет, ей больше не нужна клиника и не нужны препараты. Ей нужны спокойствие и регулярные встречи со мной. Скажем, раз в полгода. Раньше – если что-то пойдёт не так» Кира стояла в комнате матери и тупо смотрела на засохшие цветы. Её глаза не верили, что пышные, благоухающие джунгли, среди которых она выросла и которые переехали в эту квартиру три года назад, могут превратиться в жалкое сухое отребье...

– Что здесь случилось? – требовательно спросила она и с возмущением взглянула мужчине в глаза, словно он бессовестно ворвался в её личные владения. – Идите спать, без вас разберёмся. – Я могу помочь! Я здесь всё и обо всех знаю! Что произошло? – не унималась та, не понимая, что вызывает лишь неприязнь и раздражение. Квартира Надежды Ивановны неуклонно превращалась в дряхлый склеп. Особенно вечером, когда синие и сизые тени опускались на скромную мебель хрупким пологом. Засохшие ветви циссуса под потолком обратились в жёсткие клочья паутины...