Маргарита Вольная

– Я подам на неё в суд за клевету! Я не позволю так обращаться с пожилым человеком! Как можно писать такие грязные сплетни! Я ей покажу! Я ей покажу, как марать моё доброе имя! – верещала и кипятилась Зинаида Владимировна, то и дело потрясая перед неподвижным мужчиной стопкой бумаг. Участковый смотрел на старуху исподлобья, нехорошо, как на осу, что залетела в дом и кружит над сладким арбузом. – Это безобразие! Просто безобразие! Так неуважительно относиться к пожилым людям! Я пенсионерка! Я ветеран...

«Помогите наказать убийцу! Полиция бездействует!» – гласила первая надпись, и по ногам Зинаиды пополз не то страх, не то негодование, не то всё разом. Сердце забило глухо, тяжело, с трудом разгоняя загустевшую кровь, и пальцы неверно перевернули титульный лист. Кира забралась под мамино одеяло, положила голову на плоскую подушку и вдохнула до щемящей боли запах. Как же так?.. Зачем?.. Почему ты ничего не рассказала? Тебе было так плохо, так тошно, и ты была совсем одна!.. Кира хорошо помнила дни, когда начинался кошмар...

– Ни стыда, ни совести! Ты к кому обращаешься?! Ты к старшему человеку обращаешься! Конечно, о каком воспитании речь, о чём я?! – заголосила бабка, пока внук трусливо отсиживался в подъезде. – Сначала бросают родителей, а потом ищут виноватых! Кира сидела на лавке во дворе, а летнее солнце нещадно жарило её тёмную макушку, от чего перед глазами плыли круги. Но молодая женщина ничего не замечала, в голове бесконечной каруселью проворачивались мерзкие события утра. «Ваша мать больной человек», – говорили...

«Неустойчивая психика вашей матери, вероятно, создала Инфлорену как щит, как оружие против потери. Оставьте её в покое и позвольте жить так, как она живёт. Нет, ей больше не нужна клиника и не нужны препараты. Ей нужны спокойствие и регулярные встречи со мной. Скажем, раз в полгода. Раньше – если что-то пойдёт не так» Кира стояла в комнате матери и тупо смотрела на засохшие цветы. Её глаза не верили, что пышные, благоухающие джунгли, среди которых она выросла и которые переехали в эту квартиру три года назад, могут превратиться в жалкое сухое отребье...

– Что здесь случилось? – требовательно спросила она и с возмущением взглянула мужчине в глаза, словно он бессовестно ворвался в её личные владения. – Идите спать, без вас разберёмся. – Я могу помочь! Я здесь всё и обо всех знаю! Что произошло? – не унималась та, не понимая, что вызывает лишь неприязнь и раздражение. Квартира Надежды Ивановны неуклонно превращалась в дряхлый склеп. Особенно вечером, когда синие и сизые тени опускались на скромную мебель хрупким пологом. Засохшие ветви циссуса под потолком обратились в жёсткие клочья паутины...

– Ох, накликала ты беду, Зина... Накликала... – пробурчала себе под нос старушка. Глухо, тихо, но так, чтобы было слышно каждое слово. – Чего сказала? А ну-ка повтори! Зинаида Владимировна сидела на лавке, вытянув и скрестив ноги, и зорко следила за порядком в подконтрольном дворе. Конец июля выдался жарким, душным, раскалённое солнце иссушило асфальт, выкачало влагу из зелени, наклонило головы печальных цветов. В воздухе витала истома – горячая, изнуряющая, полная надежды и затаённого ожидания чего-то невероятного...

– Кто это? Кто это?.. – со слезами на глазах бросила вопрос Надежда, и её руки бессильно затряслись. – Кто этот молодой человек?! – А... – только и выдохнула Мария Захаровна. – Кто он?! – Тёмные омуты остановились на красно-жёлтом платке. Надежда Ивановна стояла перед поникшим, потускневшим палисадником, который наконец вписался в убогий вид знаменитой серой панельки, рождённой функциональной фантазией заморского архитектора, и почти не дышала. Она переводила заторможенный, затуманенный взгляд со...

– Сашечка, что с тобой?! – переполошилась Зинаида Владимировна. – Ничего, ба... – отрывисто ответил тот, когда отдышался. – Надежда что сделала? Ты мне скажи, я её живо!.. – она грозно взмахнула рукой, но так и не договорила, что она её – живо? Надежда Ивановна развалилась на стуле тряпичной куклой. Пустой, безжизненный взгляд уставился в стену, перед которой мелькал нервной походкой Александр Андреевич. – Вы же понимаете, это ненормально, что вы видите фею, – тоном профессора, уставшего от бестолковых студентов, вещал он...

– Ох, врёшь, Зина... – рискнула сказать старушонка и на всякий случай отшагнула назад, потому не в силах была замолчать. – Видела я, как он в белом халатике к Надьке бегает. – Чего это к Надьке? – с потрясающей искренностью удивилась соседка. – Свечку, что ли, держала? Мария Захаровна медленно прогуливалась вдоль серых, покрытых дождевыми разводами домов. Она заложила руки за спину и, накренившись вперёд, точно лодка, неторопливо плыла по тёмному мокрому асфальту. Неподалёку распахнулся подъезд....

– Ах, бестолковые какие врачи теперь пошли! – поддакивала в тон Сашечке бабушка. – Но ты-то разберёшься? Ты же умненький мальчик, да? – Да разберусь! Куда я денусь! Хотя она крепкий орешек! Никак не хотела ничего рассказывать! Только после третьего прихода раскололась! Но, думаю, за лето я её на ноги поставлю! Пухлые щёки Сашечки мелко потрясывались от активного пережёвывания румяного пирожка с начинкой из квашеной капусты, какой умела готовить только его бабушка. Парень самодовольно проглатывал...

– Я сказала в-в-в-вали отс-с-сюдова, алк*ш в-в-в-вонючий! Бойкая старушонка подскочила к палисаднику и бесстрашно толкнула Николая в плечо с таким видом, будто имела на это всё мировое моральное право. Надежда Ивановна задумчиво сидела на маленькой раскладной скамеечке в своём палисаднике. На улице сильно парило и вездесущий тополиный пух вяло перекатывался воздушными клубками по асфальту. Из подворотни шаркающей и пошатывающейся походкой вышел лохматый дядя Коля. Он бросал тоскливые и жадные взгляды по сторонам, пока не наткнулся на соседку, к которой отчего-то относился с лёгким трепетом...

– Мне нужно отчитаться об этом перед руководителем, – окрепшим и решительным тоном заявил парень, а его несчастные рыбьи глаза внезапно приобрели истинно акулий блеск. – Ну, хорошо, – понимающе и с уважением кивнула Надежда. – Проходите. Давайте я напою вас чаем с ореховыми вафлями! Вы любите вафли? Надежда Ивановна бережно протирала огромные удлинённые листья спатифиллума и внимательно слушала Инфлорену. Миниатюрная фея раскачивалась на пушистой детке полосатого хлорофитума и что-то тихо рассказывала...