Точка Зрения [litpoint.press] поэзия по-русски

Алексей Караковский. Предчувствие зимнего солнцестояния https://litpoint.press/2007/07/17/predtchuvstvie-zimnego-solntsestoyaniya/ Ты знаешь, нервов не будет. Гарантирую жизнь тараканам и посуде на кухне. Если что-то сломалось, отнесём свои жизни в ремонт и будем, как прежде, засыпать эти чёрные дыры обломками наших иллюзий. Очерченные линии календарной тоски вынуждают придумать хоть что-то, что поможет счастливо избежать вечный праздник зимнего солнцестояния. Я варю пельмени, и окно так интересно запотевает — с детства любил писать на стекле о любви. Когда-нибудь, если нам сильно повезёт, или эти зимние реки потекут вспять, я открою новую страну в океане или просто счёт в банке, чтобы сохранять там всё, что останется на стекле, когда я доварю пельмени, проветрю кухню, и слова о тебе стекут на подоконник… Но, пожалуй, не сейчас. Может быть, в следующем году.

Ксения Август Вьётся мира вечная канитель, и ступает боль по земле босая, где отцы своих предают детей, где своих матерей сыновья бросают, где даётся счастье большим трудом, где клеймят людей без судов и следствий, где своих стариков отдают в дурдом, и на жизнь детей собирают средства, где чужих голубят, своих кляня, где главу предтечи несут на блюде, только я никак не могу понять как таким живется на свете людям, как им спится, как ходится по земле, и каков объём их душевной мерки, сколько им Господь начисляет лет, так ли страшно им дожидаться смерти? Если наша плоть, есть земной сосуд, и сама душа есть сосуд небесный , я хочу понять, есть ли высший суд, где сосуды все воспарят над бездной. Я б не знать хотела чужой беды, так же как креста своего и дара, только боль чужая мне бьёт по дых, и сгибаюсь я от её удара, только видят горе мои глаза, как бы сильно я не сжимала веки, и по щёчке детской бежит слеза, и слеза кончается в человеке, солоней она всех земных морей, всех кровей, всех слёз в человечьем теле, и всё счастье мира не равно ей, только счастья нет, только мир потерян.

Мио Гранд Белой шалью упала с плеч влюблённость давеча. Хорошо теперь и легко, лишь пожать плечом. В Петербурге нам пропоёт ответ внучка Галича На своём, детском лепете, как золотой сверчок. Вьюжит мелкое, да зернистое, первое, Что идёт вослед, не хватай то ртом, не бери его, Не зови к себе пить и ужинать. Я-то верую, Переводчиком потрудясь с Божьего арго. Я-то верую, но трепещется в сердце дюжина Самых мелких, но самых цепких, их слишком много, бро. Внучка Галича пластилиновый варит ужин мне И я ем его, и я ем его, впрок.

Пётр Межурицкий. Стихи о невыносимости Ленина Ленин практически невыносим из мавзолея – нет у природы для этого сил, нет у Расеи. Будут еще времена веселей, песня не спета – кто запечатал, скажи, мавзолей именно этот? Вдруг соль рецепта, как жить не по лжи, нас не коснется, и, все что хочешь, во сне пережив, Ленин проснется? Вот он по-прежнему правит страной, снова и снова – не говори, что его головной мозг заспиртован. Тут не до смеха, не до хиросим и нагасаки – Ленин действительно невыносим, паки и паки.

Вадим Жук Тонкие материи стихов, Без огранки, выправки и цели После сна являются тихохонько Босичком, бочком, ещё в постели. Плечики, качели, баловство, Ёлочки из окон электрички, Нежности и глупости раствор, Века девятнадцатого личики. Хорошо, чтоб длился полусон, Ручьевые плески полуречи. Но уже ты взят в полукольцо Ты уже идущим днём замечен. И скрежещет на зубах песок, И от диких новостей оскома. И сжимает сердце голосок Девочки из рухнувшего дома. За окном то взрывы, то гудки, И неотвратимо и упорно Через сад идут товарняки С танками на крашеных платформах.

Андрей Жданов я люблю российские луга где растёт российская трава я люблю когда на них стога и кружится к чёрту голова я люблю российские поля русские на них растут цветы русское грохочет тра-ля-ля из потусторонней пустоты я люблю российские леса лёгкие как лёгкие земли бегает там русская лиса русские там лоси-корабли я люблю российские моря острава люблю и полуострова по-людски по-русски говоря чтобы там везде была молва русская и русские холмы окружают русские сады будто в сундуках лежат зимы русские прозрачные пруды горы я российские люблю где российский воздух в чистоте я родиться заново хочу в этой ненаглядной красоте я люблю российские вулканы я люблю российские пещеры я люблю российских великанов пионеров и пенсионеров

Александр Щедринский если тьма вокруг, если ком во рту и никто на плечо не положит руку, будь одним только парусником в порту среди тысяч расставленных в чаще буков. будь свечой, где разбиты все фонари, скрипачом, где за музыку пулю в череп выпускают уроды. играй, гори, вырастай, совершенствуйся в полной мере. так, на вырост эпоха для тех, кто в ней понимает: за ночью настанет утро. будь же первым бегущим в пучине дней — так, земля и не шар бесконечный будто, а прямая с обрывом. беги в обрыв и не бойся шагнуть в него, отдавая жизнь за всех, кто с тобою был вместе жив на планете, что так, как и ты, живая.

Анна Русс Знаю я с раннего детства две непонятные песни Которые пели на ночь прабабка, бабка и мать Если калина гнётся — надо поднять всем вместе Если береза гнётся — надо пойти заломать Доча моя не плачь, не убивайся, сына Что там, где был дом недавно, произросло быльё Будет у вас, детишки, однажды своя калина Если сейчас придумать, где посадить её Не знаю, как там с калиной в израиле и в канаде Но можно ввезти черенки, зарыть, удобрить, полить Если согнётся дерево — не будем его ломати Если заплачет родина — пойдем её веселить

Ирина Евса. Памяти полуострова Дом открыли, флигель. Шорохи тростника запихнули в глечик. Кофе, спеша, смололи. Даровали слизню имя — Три Толстяка, пауку — Самсон, пятнистой лягушке — Молли. Навестили пляж. Базар обозрели, где разведённый спирт назвали татарской чачей, черенком листа — червя в дождевой воде, продавца чурчхелы — дерзким вождём апачей. Дополняя смыслом, но не лишая прав, всяку тварь живую мы воплотили в паре с новоязом пришлых, сущее переврав. И уснули, рухнув. Господи, как мы спали! Ничего не слыша. Навзничь, потом ничком. Сны овечьей шкурой пахли и молоком, по краям холмов цикорием голубели. Дул левант. Клешнями крабы скребли по дну. Мы проспали голод, смуту, позор, войну, наводненье в Ялте, засуху в Коктебеле, передел пространства, времени торжество над селом сиротским, что по ущелью вьется. И проснулись там, где не было ничего. И забыли напрочь, как «ничего» зовётся.

Инна Квасивка. Благодарю За то, что я предчувствую беду, За то, что не одним Тобой хранима, И в темноте по городу бреду, Где каждый столб, как мученик без нимба, За то, что чья-то тягостная ночь Сбивает звёзды новые так громко, Что я не знаю, как себе помочь, Страшась не смерти, но её обломка — Благодарю. За то благодарю, Что мне теперь не нужно слишком много, За то, что я потом в любом раю Смогу узнать и дьявола, и бога.

Анатолий Гуницкий Да и что говорить об этом Проще молчать Или не видеть Не знать ничего Прошлое иногда возвращается Но проходит мимо Ты не нужен ему И тебе оно ни к чему Уже не получится По старым дорогам метаться Незачем больше Некуда Да и что говорить об этом