— Ну что, купил? Голос Карины был чужим. Хриплый, надтреснутый, он с трудом продирался сквозь ватную пелену, которой болезнь окутала её голову. Она лежала на кровати, отвернувшись к стене, и не двигалась. Каждый поворот головы грозил обрушить на неё лавину тошноты и боли, бьющей в виски раскалёнными молотками. Весь мир сжался до размеров этой спальни, до рисунка на обоях и ощущения горящей кожи под одеялом. Она была заперта в своём теле, как в тюрьме, и единственным окном в мир был слух, обострившийся до предела...

Было время, когда сначала я долго объясняла, почему я так делать не могу и не буду. Это не мое, неправильно, не нужно, я так не привыкла и вообще... Потом, когда надоедало возвращаться, откуда начала, после "бурной но бесполезной деятельности", я начинала быстренько что-нибудь делать и сразу ждала громких аплодисментов. Когда их не было, даже бывало обидно. Сейчас смешно. Только когда вдумчиво, тихо, спокойно начинала делать то, что надо делать и что еще ни разу непонятно, как именно делать, то видела результаты и делала еще...