— Мам, ну пойми, у нас молодежь, тебе будет шумно, — сказала она, выставляя сумку с моими вещами за порог. — Это же всего на одну ночь. Ну что ты смотришь на меня, как на врага народа? Катя даже не смотрела мне в глаза. Она нервно теребила край своего модного свитера оверсайз, переступая с ноги на ногу в меховых тапочках. За её спиной, в глубине моей же трешки, полученной еще моим мужем от завода, уже гремела музыка. Слышался смех, звон бокалов и какой-то тяжелый, ритмичный бас, от которого вибрировали стекла в серванте...

Ключи жарко лежали на ладони, такие новые, чуть пахнущие металлом и свободой. Марина сжала их в кулаке, пока не почувствовала легкую боль. Три года коплений, нервов с ипотекой, бесконечные просмотры убитых «хрущевок» — и вот оно. Ее собственная двушка в новостройке, с чистыми стенами, пахнущими ремонтом, и огромным окном в гостиной, из которого открывался вид на парк. Она стояла посреди пустой гостиной, слушая, как гулко отзывается ее собственное дыхание от голых стен. Это был звук счастья. Ее личного, выстраданного счастья...