Лиана Меррик

— Лена, мне нужно сто пятьдесят тысяч, — голос Дарьи Викторовны звучал не просительно, а требовательно, словно она озвучивала неоспоримый факт. — У Зоеньки юбилей скоро, тридцать лет. Мы с отцом решили подарить ей с мужем путевку в Турцию. Ты же знаешь, они так давно нигде не были. Лена, только что вошедшая в квартиру после тяжелого двенадцатичасового рабочего дня, застыла в прихожей, держа в руках пакеты с продуктами. Она устало посмотрела на свекровь, которая уже вела себя по-хозяйски на их с Егором кухне, заваривая себе чай в Лениной любимой чашке...

— Танечка, а ты салат «Мимоза» почему не сделала? Ты же знаешь, я его обожаю, — голос свекрови, Луизы Семёновны, звенел натянутой струной, перекрывая гул телевизора. — Я всю неделю мечтала о твоей «Мимозе». Таня устало вздохнула, ставя на стол тарелку с нарезанным сыром. После суточного дежурства в больнице ей хотелось только одного — тишины. Но воскресный ужин у свекрови был священным ритуалом, который нельзя было нарушить. Даже если ты всю ночь спасала людей. — Мам, ну что вы в самом деле, — вмешался Сергей, её муж, пытаясь разрядить обстановку...

— Нет! Я сказала — нет! Больше ни копейки! Голос Марины, обычно мягкий и спокойный, сорвался на крик, дребезжащий от сдерживаемых слёз и накопившейся ярости. Она стояла посреди своей же гостиной, вцепившись в спинку кресла так, что побелели костяшки пальцев. Напротив, на диване, сидели они — её дорогие родственники. Золовка Зоя, вечная страдалица с заплаканными глазами, тут же картинно прижала руку к сердцу. Рядом с ней — свекровь, Светлана Петровна, поджавшая губы в куриную гузку, всем своим видом излучая праведное негодование...

— Опять?! — голос Ирины сорвался на шипящий шепот, когда входная дверь наконец скрипнула, впуская в квартиру запах гаражной сырости и дешевого пива. — Толик, ты на часы смотрел? Второй час ночи! Анатолий, грузный мужчина с вечно недовольным выражением лица, махнул рукой, даже не потрудившись посмотреть на жену. — Да отвянь, Ир. Я пахал как проклятый, имею право с мужиками кости перекинуть. Святое дело — домино. — Святое дело? — в голосе Ирины зазвенели слезы обиды. — А ипотека у нас тоже святая?...

— Половину! Слышишь, Оля? Ровно половину! По закону положено! — голос мужа, Саши, звенел так, что казалось, вот-вот лопнут стекла в стареньком серванте. Вера Михайловна, его мать, сидевшая на краешке дивана с прямой спиной и скорбным лицом, поддакнула с трагическим вздохом: — Всё правильно, сынок. Семья — это когда всё поровну. И горе, и радость… и наследство. Мы же не чужие люди. Оля смотрела то на мужа, то на свекровь, и не могла поверить, что этот разговор происходит наяву. Всего неделю назад она похоронила двоюродную бабушку, единственную родную душу, оставшуюся от её материнской линии...