КУМЕКАЮ

Когда Олег Петрович перестал подниматься с постели, в квартире стало тесно не от людей – от недосказанных фраз. – Мы не справимся вдвоём, – сказала однажды мама, снимая с батареи полотенце. – Надо звать кого‑то. Или… – Она сглотнула. – Или отдавать в учреждение. Слово «учреждение» повисло над столом, как холодная лампочка. Бабушка тут же всплеснула руками: – Что ты такое говоришь, Лена? Живой ещё человек, а ты уже… в чужие руки. – А в чьи, мам? – устало ответила мама. – Ты сама еле ходишь. Я на двух работах...

Когда Артём в очередной раз услышал на перемене «у тебя мама идеальная, чё ты ноешь», ему захотелось кому‑нибудь дать дневником по голове. – Тём, тебя мама забирает? – спросил Санька, глядя в окно. – Опять на белой машине? – Не белой, а серебристой, – буркнул Артём. – О, простите, – изобразил поклон Санька. – На серебристой машине и в серебристой жизни. Рядом прыснула Алина: – Я бы вообще молчала на твоём месте. У тебя мама всегда такая… собранная. Волос к волоску, документы в папочке. У нас в родительском чате её все ставят в пример...

Когда поезд затормозил у перрона, Лена первым делом увидела не мать на платформе, а облезлую зелёную лавку у старого киоска. На этой лавке она когда‑то ждала парня с гитарой и верила, что уедет «навсегда». Теперь она возвращалась с чемоданом на колёсиках, полуразобранной жизнью и девочкой, вцепившейся ей в рукав. – Мам, а это уже наш город? – спросила Соня, вытягивая шею к мутному окну. – Наш, – коротко ответила Лена. Слово «наш» прозвучало странно. Ещё недавно «нашим» назывался другой город, квартира с лифтом, парковкой и теплыми полами...

Когда Аня возвращалась в свой родной город, ей казалось, что каждый столб вдоль дороги знает о ней чуть больше, чем ей бы хотелось. Автобус подпрыгивал на ямах, за окном тянулись знакомые поля, облезлые остановки, старый щит с наполовину стёртой надписью «Добро пожаловать». На коленях у Ани спал Сашка – четыре года, нос уткнулся ей в куртку, ресницы дрожат. – Мы надолго? – спросил он ещё в начале пути. – Пока, – ответила Аня. – А там посмотрим. «Посмотрим» было честнее, чем «навсегда» или «ненадолго»...

Когда Лера впервые крикнула на свою дочь: «Да что с тобой не так?», ей показалось, что в комнате раздалось два голоса. Один её собственный, сорванный, усталый, высокий. Другой – более грубый, низкий, из прошлого. – Да что с тобой не так, Лерка? – говорила когда‑то мать, упирая руки в бока. – Все дети как дети, а ты... Фраза из детства отозвалась эхом, и Лера на секунду перестала слышать, что происходит в настоящем. Только увидела круглые глаза восьмилетней Маши, в которых вместо обычной живости появилось что‑то ещё – настороженность...