Юрий Корнилов | Голос из рассказа

Можно ли расслышать трещину — ту самую, что лопается где-то между сердцами по совершенно незначительному поводу? Марина об этом знает многое, хоть и не может подобрать слов, чтобы объяснить — себе или дочери. Всё её материнство будто сжалось до ощущений: гулкая усталость в груди, обида, позабывшая своё имя, и знакомое чувство — когда взгляд скользит по комнате, а за ним цепляется одиночество. Потереть мокрое от кухонной тряпки окно. Как будто всё ещё можно что-то стереть, стереть… — Вера, ты опять чашку на столе оставила,— марин голос мелко дрожит, но она сама этого не замечает...

Говорят, дети не уходят вдруг — они вырастают исподтишка. Это кажется несправедливым: только вчера я поправляла её шарф у подъезда, варила кофе в её любимой огромной кружке с надписью “ты можешь всё”, а сегодня ловлю себя на мысли — в доме слишком тихо. Быт словно осиротел: стулья стоят ровнее, кастрюля остается нетронутой до завтра, даже тапки у кровати только мои. Когда это она научилась возвращаться поздно и тихо, чтобы меня не разбудить? Странно, но в разреженном воздухе новых её “неприходов” я впервые начала задумываться — кто я теперь? Всё как у других...

Когда-то я думала, что родительская строгость — залог порядка. А ещё — любви. Но чей это порядок? Ради кого мои правила? Особенно теперь, когда Глеб не тот малыш, которому — «Глебка, чисти зубы!», и за ним, путаясь в пижаме, тянется плюшевый мишка. Теперь — мой сын ростом с меня. Лицо вытянулось, как у мужа, грусть в глазах. Под подбородком вечный худи, волосы неопрятны от капюшона. Он недавно сказал — правда, тихо, себе под нос: «домашние правила теперь звучат как приговор...» Я тогда вздрогнула...