Клуб любителей рассказов. Алла Баталина

Когда Лена и Андрей поженились, все говорили: «Идеальная пара». Он — высокий, работящий, надёжный, как скала. Она — красивая, весёлая, душа компании. Сын, Пашка, родился через год после свадьбы, закрепив этот союз крепким узлом. Андрей работал водителем-дальнобойщиком, потом открыл свою небольшую фирму по грузоперевозкам. Работал он на износ. Вставал в пять утра, возвращался за полночь. У Лены была шуба, у Пашки — лучшие игрушки, в квартире — евроремонт. Но Лене этого было мало. — Ты опять пришёл поздно! — начинала она, едва он переступал порог, уставший до серости в лице...

Они были из тех пар, на которых смотрят и думают: «Ну, эти точно поженятся». Лена и Денис. Первый курс филфака и третий курс мехмата. Лена — воздушная, вечно с томиком Бродского, с непослушными кудряшками и глазами цвета весеннего неба. Денис — серьёзный, основательный, в очках, которые вечно сползали на нос, когда он решал свои уравнения. Они познакомились в столовой, когда Лена пролила на него компот. — О боже, простите! Я такая неловкая! — лепетала она, пытаясь вытереть его рубашку салфеткой. — Ничего, — улыбнулся он, снимая очки...

Дом, который выделило государство выпускнице детского дома Маше Смирновой, больше походил на декорацию к фильму ужасов, чем на жильё. Покосившиеся стены, прогнившая крыша, окна, заколоченные фанерой. Он стоял на самом краю села Сосновка, дальше — только лес, густой, тёмный, пугающий. Маше было восемнадцать. Худенькая, с огромными серыми глазами, в которых застыла вечная настороженность, она была «особенной». С четырёх лет, когда её, плачущую, оторвали от матери-алкоголички, она не произнесла ни слова...

Любовь Нади к Игорю была похожа на болезнь. Тяжёлую, хроническую, с редкими ремиссиями и мучительными обострениями. Они познакомились на третьем курсе института. Игорь был звездой: высокий, харизматичный, с наглой улыбкой, от которой у половины девчонок подкашивались ноги. Надя была серой мышкой — отличница, староста, очки в тонкой оправе и тихий голос. Почему он выбрал её? Надя до сих пор не знала. Может, ему нужна была та, кто будет смотреть в рот и ловить каждое слово? Или просто удобная жертва? Сначала всё было как в сказке...

Дом номер двенадцать по улице Зелёной всегда казался соседям обычным. Но за тонкими стенами квартиры на первом этаже шла война, в которой пленных не брали. Максиму было четырнадцать, когда он понял, что его детство закончилось. Его сестре, Лизе, было всего пять. Она была маленькой, похожей на испуганного воробья, с огромными глазами, в которых постоянно плескался страх. — Опять ты деньги потратил?! — визжала мать, швыряя в стену тарелку. Осколки разлетались по кухне шрапнелью. — Я на машину потратил! На ремонт! Чтобы тебя возить! — орал в ответ отец, и его лицо наливалось пунцовым цветом...

Мир восьмилетнего Сашки умещался в границах высокого серого забора, увенчанного остатками колючей проволоки. За забором была Жизнь — с родителями, собаками, велосипедами и мороженым по выходным. Внутри — казённое учреждение №7, или просто «семёрка». Здесь жили такие же, как он, — «ничьи». Сашка был тихим. В буйных детдомовских играх он почти не участвовал. Его сокровищем был старый потёртый блокнот и огрызок карандаша. Он рисовал. Рисовал тот, другой мир, который видел через щели в заборе: машины, спешащих по делам людей, деревья, которые меняли цвет в зависимости от времени года...

В квартире Анны Ильиничны пахло старой бумагой, сушёной мятой и тем особым запахом времени, который ничем не вытравить. Вещи здесь жили дольше людей. На серванте стояла фотография мужа в траурной рамке — Гриша ушёл пять лет назад, тихо, во сне, оставив её одну посреди этой гулкой, двухкомнатной тишины. Детей Бог не дал. Друзья? Те, кто был жив, сами едва передвигались по своим квартирам-крепостям, а многие уже лежали рядом с Гришей. Анне Ильиничне было семьдесят восемь. Её жизнь сжалась до маршрута: кровать — кухня — магазин (только за хлебом и молоком) — аптека...

Он хлопнул дверью так, что с антресолей посыпалась пыль, а хлипкий коврик в коридоре съехал набок. — Я поеду, мам, — твёрдо повторил Артём, стоя посреди тесной кухни с рюкзаком в руках. — И никакие твои крики этого не изменят. — Не поедешь! — сорвалась на визг Ольга Ивановна. — Пока я жива, ты никуда отсюда не уедешь! Я тебя одна поднимала, ночей не спала, а ты теперь… на север ему вздумалось! Ей было сорок девять, но в этот момент она казалась старше. Лицо перекошено, глаза блестят, тонкие губы сжаты в нитку...

Марина была из тех девушек, что приезжают в большой город с одним чемоданом и огромной, как небо, мечтой. Маленький городок, бедная семья, мать-учительница и отец-рабочий — всё это осталось позади, как старый, выцветший снимок. Впереди был университет, новая жизнь и вера в то, что она, Марина, обязательно вытянет свой счастливый билет. Билет явился в образе Кости. Весёлый, открытый, с копной непослушных волос и улыбкой, от которой хотелось улыбаться в ответ. Он учился на курс старше, играл в институтской команде КВН и, казалось, знал всех...

Когда Ксюше было семь, мир казался ей простым и понятным. У неё были мама Даша, папа Серёжа и маленькая двухкомнатная квартира на пятом этаже, где всегда пахло жареной картошкой, стиранным бельём и папиным одеколоном по праздникам. По вечерам они втроём смотрели мультики, мама вязала, папа чесал Ксюше спину перед сном — именно так, как она любила, медленно и «с узорчиками». Иногда родители ругались, но раньше это походило на короткую грозу летом: громыхнуло, сверкнуло, а потом опять солнце. Мама...

Лиза с Машей были разными с самого начала, словно их в одну семью по ошибке подселили из двух разных миров. Лизе было девять, когда в доме окончательно утвердилась новая «королева» — пятилетняя Маша. Лиза была бойкой, живой, всё ей надо, всё интересно: и с мальчишками в догонялки, и с девчонками в резиночки, и в школе тянула руку на каждом уроке. А Маша… Маша была маминым «золотцем». Кукольно-круглолицая, с бантом больше головы, она привыкла, что мир вокруг крутится вокруг неё одной. Стоило ей поджать губки и пустить первую слезу, как в комнату влетала мама...

Тимофей всегда считал свою семью крепостью. Десять лет брака пролетели как один счастливый день. Он построил бизнес с нуля — небольшую, но крепкую сеть автосервисов, которая приносила стабильный доход. Он гордился тем, что его жена, Алевтина, ни в чём не нуждается. Аля была украшением его жизни: ухоженная, красивая, всегда с улыбкой. Она виртуозно варила борщи, лепила пельмени и создавала в доме тот самый уют, о котором мечтают все мужчины. Дети, восьмилетняя Маша и девятилетний Паша, росли в атмосфере сытости и спокойствия...