Калейдоскоп судеб. Писатель | Артемида

Соседка Антонина Фёдоровна терпеть не могла детей. А моя шестилетняя Маша ей особенно не нравилась. — Опять ваша девчонка в коридоре носится! — кричала она каждый день. — Как слон топает! — Антонина Фёдоровна, дети играют, — пыталась я её успокоить. — Играют! — фыркала старуха. — А мне когда отдыхать? Я пенсионерка, мне покой нужен! Жила она этажом ниже, прямо под нами. И каждый звук принимала в штыки. Вчера вечером совсем разошлась. Маша упала с велосипеда во дворе, заплакала громко. Я её домой привела, успокаивала...

Свекровь презирала меня с первого дня. Не говорила прямо, но я чувствовала каждым нервом. Вот и вчера на её дне рождения собрались её подружки — такие же важные дамы в возрасте. Валентина Петровна работает завучем в гимназии, Людмила Сергеевна — главврач поликлиники, Нина Васильевна вообще чиновница какая-то. А я среди них как белая ворона. Медсестра из районки. — Лера, налей гостям чаю, — скомандовала свекровь. Пошла на кухню. Но стены тонкие, слышно всё. — Света, а где Игорь женился-то? — спросила Валентина Петровна...

Всё началось с кастрюли супа. Обычной кастрюли, которую я забыла помыть сразу после обеда. — Лиза! — зарычала свекровь Нина Петровна, влетая на кухню. — Опять посуда грязная стоит! — Сейчас помою, — пробормотала я, даже не поднимая глаз от ноутбука. Работала удалённо, дедлайн горел. — Сейчас! — завизжала она. — Уже четыре часа стоит! — Нина Петровна, я доделаю отчёт и сразу... — Доделаешь! — прошипела свекровь. — А дом кто должен вести? Я устало выдохнула. Этот разговор повторялся каждую неделю с тех пор, как мы переехали к ней год назад...

Всё началось с детского велосипеда в подъезде. Обычного красного велосипеда моего семилетнего Артёма, который я поставила у стены на первом этаже. — Убирайте свой хлам! — завизжала Светлана Игоревна, соседка с четвёртого этажа, влетая в подъезд как ураган. Я поднимала коляску с дочкой на 3 этаж и обернулась: — Добрый вечер, Светлана Игоревна. Что случилось? — Что случилось! — зарычала она, тыкая пальцем в велосипед. — Ваше барахло весь подъезд захламляет! — Это велосипед, — спокойно ответила я...

Три часа ночи. Просыпаюсь от плача. Ребенок плачет где-то рядом. Громко, надрывно. Но у меня детей нет. И у соседей тоже. Слушаю внимательнее. Плач доносится из квартиры справа. Там живут Петровы — семейная пара лет сорока. Знаю их пять лет. Детей у них никогда не было. — Виктор, — тормошу мужа, — слышишь плач? — Какой плач? — сонно бурчит он. — Ребенок плачет у Петровых. — Наверное, внуки приехали. — У них внуков нет. Детей нет. — Тогда гости с детьми. Может, и правда гости. Хотя странно — в три ночи ребенок должен спать...

Часть I. Трещины — Ты серьёзно? — слова повисают в воздухе, не находя отклика. Кулаки сжимаются сами собой, а голос мужа режет слух чужой, ледяной отстранённостью. — Договор подписан. Это… это в твоих же интересах, пойми. Мама просто переживает за нас. Лицо горит нестерпимо. В их глазах я вижу то, что раньше ускользало от меня — холодную, расчетливую уверенность хищников. Всё решено за меня. Без меня. Вчера я оставила телефон в прихожей, забыв заблокировать. Звонил какой-то нотариус. Сегодня меня выдернул из сна визг перфоратора...

Катя возвращалась с работы раньше обычного — отпустили из-за аварии на линии. Поднимаясь по лестнице, она уже предвкушала, как удивит Володю горячим ужином вместо привычных бутербродов. Ключ повернулся в замке тихо, но от прихожей доносился приглушённый голос мужа. Катя хотела окликнуть его, но что-то в интонации заставило замереть. — Солнышко моё, — прохрипел Володя так нежно, как не говорил с ней уже года три, — я так скучаю без тебя. Сердце Кати ёкнуло. С кем он разговаривает? — Нет, её сегодня не будет до девяти, — продолжал муж...

Марина никогда не подслушивала специально. Просто вышла в коридор за телефоном, который забыла в сумке, когда услышала приглушённые голоса с кухни. Муж Дмитрий и его мать Галина Ивановна говорили так тихо, что сначала было не разобрать слов. — ...долго это терпеть, — доносился голос свекрови. — Мам, не так всё просто, — пробормотал Дмитрий. Марина замерла. Что-то в интонации мужа заставило её насторожиться. За пять лет брака она научилась различать все оттенки его голоса, и сейчас он звучал... виновато? — Просто? — процедила Галина Ивановна...

Лидия всегда считала себя терпеливой женщиной. За восемь лет замужества она научилась глотать обиды, улыбаться сквозь зубы и делать вид, что слова свекрови Валентины Петровны её не задевают. Но в тот февральский вечер всё изменилось. Она возвращалась из душа, когда услышала приглушённые голоса из коридора. Муж Сергей и его мать стояли у входной двери, явно думая, что Лидия не услышит. — Серёжа, — процедила сквозь зубы Валентина Петровна, — я же тебе говорила. Документы на дачу нужно переоформить срочно...

Ищу в гараже садовые инструменты. Муж где-то переложил грабли. Заглядываю за верстак. Там стоит большой ящик, которого раньше не видела. Открываю из любопытства. Внутри детские игрушки. Много игрушек. Плюшевые медведи, куклы, машинки. Все разные, явно от разных детей. И все в засохшей крови. Сердце замирает. Откуда у Сергея окровавленные детские игрушки? У нас детей нет. И в гости с детьми никто не приходил. Достаю одного медведя. Мягкий, белый. Был белый. Сейчас весь в бурых пятнах. На лапке бирка: "Машеньке от бабушки"...

Первый раз Валентина Петровна сказала мне это на нашей свадьбе. Тихо, чтобы никто не слышал: — Ты Дениса не достойна. Я подумала — волнуется, не хочет отдавать сына. Пройдет. Не прошло. — Денис мог жениться на ком угодно, — говорила она подругам при мне. — А выбрал эту. — На докторе наук мог жениться, — вздыхала в телефон. — А женился на продавце. — Красавиц сколько за ним бегало, — рассказывала соседкам. — А он простушку привел. Восемь лет одно и то же. Я не достойна её сына. Не того уровня, не того воспитания, не той семьи...

Просыпаюсь в палате. Голова тяжелая, во рту сухо. Анестезия еще отходит. — Как самочувствие? — спрашивает медсестра. — Нормально. А операция прошла хорошо? — Отлично. Доктор Семенов все расскажет. Пришла на удаление аппендицита. Простая операция, делают тысячам. Но что-то странное. Живот забинтован слишком высоко. Аппендикс же справа внизу, а повязка почти под грудью. — А почему повязка так высоко? — Доктор объяснит, — уклончиво отвечает медсестра и уходит. Пытаюсь пощупать живот. Болит в области желудка...