Джесси Джеймс | Фантастика

Елена Сергеевна провернула свой ключ в замке. Дверь открылась мягко. Она сама смазывала петли два месяца назад, когда Вадим пожаловался на скрип. Она вообще делала здесь многое. Сын и невестка, Света, жили в ее, Елены Сергеевны, трехкомнатной квартире. А она ютилась на даче. Она уступила им "трешку" прошлой осенью. Вадим был подавлен, его сократили с хорошей должности, а Светин "бизнес-проект" требовал постоянных вливаний. «Нам же старт нужен, мам. Просто перекантоваться, пока я на новой работе не закреплюсь, — говорил Вадим, избегая смотреть ей в глаза...

Вероника поставила свою чашку на стол. Громкий стук фаянса о лакированное дерево прозвучал в уютной, залитой солнцем кухне как выстрел. Галина Ивановна вздрогнула, едва не расплескав свой напиток. — Мы с Олегом всё решили, — голос у невестки был ровный, почти безразличный. Словно она сообщала, что на улице дождь, или что в магазине кончился хлеб. Её сын, Олег, муж Вероники, сидел рядом. Он сгорбился, вжал голову в плечи и старательно изучал какой-то выдуманный узор на старой скатерти. Скатерти, которую Галина стелила только по праздникам...

Лидия Петровна замерла с чашкой в руке. Ее кухня пахла чужим. Резкий, приторный аромат жареного лука с кориандром — Света опять готовила что-то "невероятно полезное". Этот запах въелся в занавески, в старые деревянные шкафчики. Он перебивал слабый, привычный аромат ее собственного дома — сухих трав и чистоты. — Мам, ты не видела мою зарядку от ноутбука? — Вадим, ее сын, вошел на кухню, уже раздраженный. — Я не брала, Вадик. — Она была вот здесь, у тостера. Ты, наверное, переложила, когда убиралась...

Галина Сергеевна несколько дней не могла найти свое обручальное кольцо. Оно всегда лежало в старой лаковой шкатулке на комоде. Сегодня шкатулка была пуста. Света, невестка, сидела на диване в ее, Галины, гостиной. Диван был завален ее вещами: ноутбук на зарядке, стопка глянцевых журналов, чашка с недопитым напитком. Света красила ногти, и резкий, химический запах лака въелся в воздух, перебивая слабый аромат сухих трав из саше, который Галина всегда держала в комнате. — Света, ты не видела мое кольцо? Обручальное...

Тридцать первое декабря. Морозный воздух щипал щеки, пока я поднималась по лестнице. Лифт снова сломался. В руках — яркий пакет с подарками. Егорке — тот самый сложный конструктор, Машеньке — кукла с почти живыми глазами. Сын мой, Вадим, уже полгода в своей арктической экспедиции. Связи почти нет. «Мам, не теряй», — единственное, что я услышала в трубке неделю назад. Теряю, сынок. Теряю. Невестка Света сделала все, чтобы я их потеряла. И тебя, и внуков. «Елена Сергеевна, мы хотим праздновать своей семьей...

Елена Петровна Ковалева заканчивала вычитку чужой диссертации. Она ценила эту работу — не за деньги, хотя они были не лишними, а за то, что она держала ее ум в тонусе. Ее небольшая, но идеально убранная квартира пахла так, как ей нравилось: сухими травами, которые она держала в пучках на кухне, и старыми книгами. Звонок в дверь был резким, нарушающим ее выверенное пространство. Она открыла. На пороге стояла Катя, ее дочь, и зять, Вадим. В руках у них были стандартные бумажные пакеты из модной доставки...

Такси уехало, оставив Елену Андреевну Ростову наедине с легким чемоданом и тяжелой, ноющей слабостью во всем теле. Она прислонилась к двери подъезда, переводя дух. Во рту стоял металлический привкус лекарств. Но она вздохнула с облегчением. Наконец-то дома. Запах в подъезде был знакомым, чуть пыльным. Лифт, как всегда, медленно полз вверх, противно гудя. Дверь. Ее родная, обитая темным дубом дверь. Ее крепость. Лена вставила ключ. Он вошел в скважину, но не повернулся. Вообще. Ни на миллиметр, будто уперся в стену...

Павел Григорьевич умер. Вчера. Я, Катерина, стою у порога его квартиры. Пахнет пылью и чем-то кислым, аптечным, запахом нежилого помещения. Племянник его, Вадим, шустрый парень в дорогой куртке с блестящими молниями, вертит в руках связку. — Вы же соседка? Катерина Ивановна? Дядя о вас вроде упоминал. Он окинул меня быстрым, оценивающим взглядом. — Вот ключи. Вы тут одна, кто его хоть знала. Гляньте, может, нужно что на память. Я пока внизу грузчиков организую, там диван старый выносить. А так — все на выброс...

Вадим поставил свой кожаный портфель на мой письменный стол. Прямо на счета, которые я только что разложила. — Мам, мы должны поговорить. Серьезно. Его сестра, Катя, демонстративно отодвинула стул подальше от Маши, моей сиделки. Воздух в кабинете мгновенно стал другим. Мой кабинет, всегда пахнущий воском для мебели и старыми книгами, наполнился резким, дорогим парфюмом Кати. Он смешался с холодным запахом табака от Вадима. — Я слушаю, — сказала я. Мой голос не дрогнул. Я привыкла быть скалой для всех...

— Галина Викторовна, мы вынуждены с вами попрощаться. Вадим Петрович не смотрел на нее. Он изучал свой ультратонкий монитор, будто на нем прямо сейчас решалась судьба мира. — Попрощаться, — Галина Викторовна повторила это слово, пробуя его на вкус. Оно было скользким, как медицинский вазелин. — Вы... в последнее время... — он наконец оторвался от экрана, но взгляд его скользнул куда-то мимо ее плеча, на бурлящий за стеклянной стеной офис. — Вы несколько... замедлились. Она молчала. — Проект по "Горизонту" был сдан с ошибками...

Боль пронзила запястье, острая, как расколотый лед. Лидия Петровна Беляева сидела на скользком паркете в коридоре. Правая рука была вывернута под неестественным углом. Сколько она так просидела? Минут десять? Она все ждала, что боль утихнет. Что это просто ушиб. Но боль не утихала. Она становилась глухой и тяжелой. Здоровой, левой, она дотянулась до телефона на тумбочке. Гудки. Длинные, ровные. Она смотрела на входную дверь, почему-то надеясь, что сейчас повернется ключ. Наконец, голос Вадима, старшего...

Телефонный звонок прозвучал ровно в полдень, разрезав накрахмаленное ожидание. Людмила Сергеевна торопливо сняла трубку, инстинктивно разглаживая несуществующую складку на праздничной скатерти. — Вадик? Сынок? — Мам, привет. Поздравляю. Голос у Вадима был усталый, приглушенный, полный помех. Как будто он говорил из подвала. — Мам, ты только не обижайся. Я не смогу. Совсем. Людмила Сергеевна замолчала. Ее взгляд уперся в розетку сложного салата с креветками, над которым она колдовала пол-утра. — Как… не сможешь? Вадим, у меня же семьдесят...