Вера Ларионова

Я помню день, когда Алиса впервые назвала меня мамой. Ей было восемь лет. Мы пекли печенье, и она, вся в муке, вдруг обняла меня за талию и прошептала: «Мама Оля». Я заплакала от счастья. Родных детей у меня не было — врачи ставили бесплодие. А тут — готовая дочка. Смешливая, ласковая, с огромными серыми глазами, как у моего мужа, Сережи. Её родная мать, Марина, бросила их, когда Алисе было три года. Уехала в Турцию с аниматором, оставив записку: «Я молодая, я жить хочу, а вы — якорь». Сережа тогда почернел от горя...

— Оленька, открывай! Свои приехали! Этот крик, усиленный автомобильным клаксоном, разорвал тишину моего субботнего утра. Я стояла на веранде с чашкой кофе, наслаждаясь пением птиц и видом на свои розы. Розы были моей гордостью. Я выращивала их три года, заказывала редкие сорта, укрывала на зиму как младенцев. И вот теперь, глядя поверх забора, я чувствовала, как внутри всё холодеет. У калитки стоял старый, ржавый микроавтобус. Из него, как горох из стручка, высыпались дети. Один, два, три... пять...

Вечер был идеальным. За окном лил холодный ноябрьский дождь, а у нас на кухне пахло ванилью и корицей. Я пекла шарлотку — любимый пирог моего мужа, Антона. Мы прожили вместе двенадцать лет, и я знала все его привычки. Знала, что он придет с работы уставший, снимет галстук, сядет за стол и первым делом спросит: «Ленусь, что у нас вкусненького?». Но сегодня всё пошло не так. Антон пришел бледный. Даже зеленоватый. Он не снял галстук. Он даже руки не помыл. Прямо в уличных ботинках прошел на кухню, сел на табурет и закрыл лицо руками...

— Наташ, ну ты пойми, это шанс! Шанс на миллион! — Андрей ходил по кухне из угла в угол, размахивая руками. Его глаза горели лихорадочным блеском, который я ненавидела. — Виталик нашел тему. Реальную. Поставки электроники из Китая. Маржа двести процентов! Через месяц деньги удвоятся! Я молча мыла посуду. Вода шумела, успокаивая. Я знала этот монолог наизусть. Виталик. Младший брат моего мужа. «Гений бизнеса». «Непонятый талант». А по факту — тридцатилетний трутень, который нигде не работал больше трех месяцев...

— Ну вот, Олечка, принимай гостя! — Тамара Игоревна с грохотом поставила огромный чемодан на мой паркет. — Я к вам на месяцок. Может, на два. Как пойдет. Я стояла в дверях собственной квартиры, держась за круглый живот (восьмой месяц, спина отваливается), и пыталась осознать услышанное. — В смысле «как пойдет», Тамара Игоревна? — переспросила я. — У нас же... мы же не договаривались. — А что тут договариваться? Свои люди! — свекровь сняла пальто и по-хозяйски бросила его на пуфик. — Я ремонт затеяла...