КиноДом | Алёна Турлыкина

Знаете, есть такая категория матерей, которых принято называть «наседками». Они звонят сыновьям по пять раз на дню, контролируют цвет носков и знают расписание их девушек лучше, чем сами девушки. Я всегда боялась стать такой, всю жизнь била себя по рукам, заставляла молчать, когда хотелось дать «ценный совет». Поэтому, когда мой Антон в тридцать лет наконец объявил, что съезжает от меня к своей женщине, я выдохнула. С облегчением и, конечно, с легкой грустью, но радости было больше. Наконец-то! Взрослая жизнь, ответственность, свое гнездо...

Ленка всегда была той женщиной, которой мы в тайне завидовали, но никогда в этом не признавались. К своим сорока пяти годам она сохранила не только фигуру, которой позавидуют двадцатилетние, но и какую-то удивительную внутреннюю свободу. Она могла громко смеяться в ресторане, носить рваные джинсы с кашемировым пальто и сорваться в Питер на выходные просто потому, что «настроение дождливое». Она была живой и настоящей до тех пор, пока не встретила Игоря. Он появился в её жизни как персонаж из качественной мелодрамы...

Три часа ночи, зловеще мигают красные цифры на часах. Мои глаза, кажется, засыпали песком еще вчера в обед, а веки весят по тонне каждое. Сын в кроватке начинает ворочаться, и через секунду комнату разрезает требовательный плач. Это не просто хныканье, а сирена, возвещающая о том, что у кого-то режутся зубы, болит живот или просто потерялась соска. Я лежу и считаю до десяти. Надеяться на чудо глупая привычка, которую я не могу искоренить уже полгода. Я жду, что лежащий рядом муж услышит. Что он встанет, ведь он в конце концов, тоже родитель...

Звук выливаемого борща в металлическую раковину оказался неожиданно громким в тишине нашей кухни. Густой, тот самый, на который я потратила три часа времени, вываривая бульон, пассеруя овощи так, чтобы они сохранили цвет, добавляя секретный ингредиент - щепотку сахара и каплю уксуса, как учили в лучших кулинарных блогах. Ты что делаешь? - голос мужа дрогнул. Он сидел за столом, все еще держа в руке ложку, которой только что брезгливо помешивал содержимое тарелки. Упрощаю тебе жизнь, - спокойно ответила я, глядя, как капуста и мясо исчезают в сливе...

Я стояла в прихожей, все еще сжимая в руке ключи от машины, и пыталась понять, почему в квартире так тихо. Обычно в это время дом гудит, мультики, топот маленьких ножек, запах ужина. Но сегодня тишина была какой-то плотной, ватной. Мама пришла! - голос дочери донесся из кухни, но звучал он как-то неуверенно. Я сделала два шага, заглянула в дверной проем и выронила сумку. Моя Алиса, маленькая принцесса, чьи локоны мы отращивали с рождения. Те самые кудряшки, которые мы каждое утро бережно расчесывали, выбирая заколки под цвет платья...

Телефон зазвонил в тот самый момент, когда я, наконец, села с чашкой кофе. Утро воскресенья, единственное время в неделе, когда можно просто выдохнуть, посмотреть в окно и не бежать спасать мир. На экране высветился незнакомый номер, но интуиция - та самая, что годами дрессировалась на семейных драмах предательски екнула. Алло? - голос у меня был еще сонный, расслабленный. Мариночка! Ну, встречай гостей! Мы уже на вокзале, сейчас такси ловим и к тебе! - Голос тети Иры звучал так громко и безапелляционно, что мне пришлось отодвинуть трубку от уха...

Знаете это чувство, когда родной человек смотрит на твое имущество не как на твою собственность, а как на «семейный ресурс», который просто по ошибке записан на твое имя? Я до недавнего времени думала, что такие истории случаются только в плохих сериалах или в анонимных жалобах в интернете. Пока сама не стала главной героиней одной из них. «У нас же семья!» Началось все безобидно. Звонок от старшей сестры, Лены. Мы общались ровно, поздравления с праздниками, редкие встречи у родителей. Лена всегда была «матерью семейства», двое детей, муж, ипотека, вечная нехватка денег и времени...

Господи, Наташ, ну это же невозможно есть! - тарелка с грохотом опустилась на стол, так что вилка подпрыгнула и звякнула о стекло. - У нас собаки у матери в деревне питаются лучше, чем я. Опять пересолила? Или это мясо такое? Подошва. Я застыла с половником в руке, внутри всё похолодело. Это было то самое рагу, которое он обожал семь лет нашей жизни. Тот же рецепт, то же мясо, те же специи. Я попробовала его десять минут назад - оно таяло во рту. Сереж, ты чего? - голос предательски дрогнул. - Ты же всегда любил...

Я много думал, - голос в трубке звучал так, будто мы расстались вчера, а не два года назад. - Я готов тебя простить. Мы можем попробовать начать всё сначала. Я приеду? Я смотрела на телефон, и у меня внутри, где-то в районе солнечного сплетения, поднимался неконтролируемый смех. Не истерический, нет. Это был смех человека, который вдруг понял абсурдность ситуации. Два года назад этот человек выставил меня за дверь с одним чемоданом, заявив, что я «пустое место», которое ничего не стоит без его фамилии и кошелька...

«У нас семья, а значит, всё общее, но мои деньги это инвестиции в будущее, а твои это на проедание». Эту фразу в разных вариациях я слышала последние пять лет. Сначала это казалось логичным, потом обидным, а вчера стало последней каплей. Мне 36 лет, мужу 40, мы оба работаем, детей пока нет (и слава богу, как я теперь понимаю). Со стороны мы выглядели идеальной парой, квартира в ипотеке, машина, отпуск раз в год. Но внутри нашего дома жила математика, которая медленно, но верно превращала меня в бесплатную приживалку при живом муже...

Я смотрела «Текст» с ощущением нарастающего раздражения и странного опустошения. Казалось, что фильм постоянно пытается быть важным, острым, актуальным — но при этом все время промахивается мимо живых чувств и настоящей глубины. И чем дальше он шёл, тем отчётливее становилось это неприятное послевкусие: вроде бы много слов, эмоций, телодвижений, а по сути — пустота. Идея, на которой держится вся картина, описывается буквально в нескольких предложениях: человек, которому сломали жизнь, получает доступ...

Это кино холодное, серое, почти клиническое по атмосфере, и именно поэтому оно работает так сильно: никакой уютной готики «для красоты», только ощущение изоляции, внутренней борьбы и мира, который отталкивает всё непохожее на норму. История вроде бы всем знакома, но фильм делает важный акцент: здесь «чудовище» — не главный источник ужаса. Оно скорее несчастное, брошенное существо, которое пытается выжить. Его сила — не жажда разрушения, а реакция на боль и ненависть людей. И чем дальше смотришь, тем яснее становится: агрессия монстра — это защитный механизм...