Добро Спасет Мир

Марго жила так, словно в её маленьком мире не существовало ни холода, ни голода, ни страха — только мягкие пледы, солнечные подоконники и уверенность в том, что всё вокруг создано специально для неё. Она ходила по квартире неторопливо, величаво, как по собственному дворцу. Марго знала: если ей что-то не по вкусу, можно демонстративно отвернуться, фыркнуть, уйти, сесть спиной, показывая обиду. И через пару минут непременно появится другое блюдце — «ну ладно, принцесса, выбери себе то, что нравится»...

Олег нервно натягивал куртку, не попадая в рукава, полез в карманы, выругался вполголоса и стал шарить глазами по полу в поисках перчаток. Лицо у него было сведено, как от зубной боли: взгляд упорно вниз, брови сдвинуты, губы поджаты. Он двигался «на автомате». За спиной скрипнула дверь, и Олег на мгновение замер, как будто этот скрип был сигналом тревоги. В проёме показалась Елена Петровна — осторожно, держась за косяк, будто ей нужно разрешение быть здесь. Она выглядела печально: бледная, глаза потускневшие, халат потёртый, выцветший, будто не ткань, а сама жизнь вытерлась со временем...

Герды больше не было. Возрастная, седоватая на морде, уже давно не бегавшая так, как раньше — всё это вроде бы должно было готовить к неизбежному. Но когда это «неизбежное» случилось, оказалось: никакая подготовка не работает. Потому что Герда была не просто собакой. Это была та самая. Та, с которой прожили бок о бок пол жизни. И когда она ушла, у Анны осталось чувство, будто из неё вырвали что-то живое, тёплое, своё. Мир не рухнул громко — он просто треснул, и по этой трещине пошёл холод. Она взяла Герду щенком...

Вольер был просторный, сухой, с ровным настилом и чистой соломой. По углам не было ни грязи, ни запаха сырости. Сетка на блестела от утреннего света, и солнце, только поднявшись, пробивалось сквозь её ячейки тонкими полосами. Анна вошла без спешки, как входит человек, который давно знает, что увидит, и уверен, что всё под контролем. На ней были чистые резиновые сапоги, серые перчатки, волосы собраны так аккуратно, что ни одна прядь не выбивалась. Она присела у угла вольера точно, почти механически, не касаясь коленом соломы, словно даже это движение было выверено...

Лиза ехала медленно, будто машина сама выбирала темп, а она только держала руль и соглашалась. Асфальт тянулся лентой, знакомой до боли: здесь когда-то считали повороты «как до дома осталось», здесь она в детстве засыпала на заднем сиденье под разговоры взрослых. Лиза не торопилась, ей нужно было время — привыкнуть к мысли, что она действительно едет в ту самую деревню. Табличка появилась неожиданно — как всегда: чуть за поворотом, в траве, на вбитых криво столбиках. «Заречье». Буквы облупились, белое стало серым, зелёное — выцветшим, словно слово уставало произносить себя из года в год...