Добро Спасет Мир

Лиза ехала медленно, будто машина сама выбирала темп, а она только держала руль и соглашалась. Асфальт тянулся лентой, знакомой до боли: здесь когда-то считали повороты «как до дома осталось», здесь она в детстве засыпала на заднем сиденье под разговоры взрослых. Лиза не торопилась, ей нужно было время — привыкнуть к мысли, что она действительно едет в ту самую деревню. Табличка появилась неожиданно — как всегда: чуть за поворотом, в траве, на вбитых криво столбиках. «Заречье». Буквы облупились, белое стало серым, зелёное — выцветшим, словно слово уставало произносить себя из года в год...

Тишина здесь была не просто отсутствием звука — она лежала вокруг плотным пластом, как тяжёлое сукно. Казалось, к ней можно приложить ладонь и почувствовать холодную, упругую гладь. И если где-то вдруг шевельнётся ветер, он звучал слишком громко, почти дерзко, будто кто-то позволил себе лишнее и нарушил давно заведённый порядок. Село называлось Тихоново, и имя подходило ему так, как подходит старая рубаха к плечам. Оно словно спряталось от мира — не просто стояло далеко, а укрылось, как прячутся те, кто не хочет, чтобы их нашли...

Утро на даче было тёплым и тихим. Воздух стоял неподвижно, прогретый солнцем, и в нём чувствовалась ночная свежесть, ещё не вытесненная дневной жарой. Солнце только поднялось и грело мягко, без нажима, так что хотелось распрямить спину и сделать глубокий вдох. Во дворе пахло свежескошенной травой — терпко и чуть сладко, с прохладной сыростью, оставшейся после росы. За забором негромко скрипнула калитка, и лёгкий ветер прошёлся по листве, едва заметно шелестя, будто день только начинал просыпаться...

Олег шёл по городу с поникшей головой, как будто его шея устала держать не только мысли, но и весь день целиком. Это было очередное собеседование и очередной отказ, и именно привычность этого «очередного» добивала сильнее всего: словно жизнь у Олега давно выбрала один и тот же припев. Он ещё утром знал, чем всё кончится, и эта мысль сидела в нём, как заноза, которую он не вытаскивает из упрямства. «Я знал, чем кончится, но всё равно надеялся», — сказал бы Олег вслух, если бы рядом был хоть кто-то, кому это нужно...

Максим сидел за рабочим столом, перед ним светился экран, на нём шли строки кода — ровные, сухие, одинаковые. Они сменяли друг друга без спешки, без смысла. Он не ловил себя на мысли «получилось» или «ошибся». Не было ни раздражения, ни интереса. Пальцы двигались механически: нажимали клавиши, стирали, снова набирали. Внутри — пусто. В какой-то момент он перестал различать время. День, вечер, неделя — всё растворилось в одном длинном «сейчас». Он мог бы сказать, что устал, но усталость предполагает чувство...

Муся жила с Анной давно и была тем редким типом кошек, про которых говорят: «как человек, только молчит». Она не была истеричкой, не бросалась на шторы, не мстила. Скорее — степенная, мягкая, почти воспитанная. Вечерами Муся приходила по расписанию: сначала проверяла кухню, потом устраивалась рядом — обязательно так, чтобы касаться хозяйки хотя бы кончиком хвоста. Если Анна садилась читать, Муся складывалась рядом бубликом и начинала тихо урчать, будто подстраивала комнату под нужную частоту....

Ветеринарная клиника жила своим ровным, будничным ритмом: за стеклянной дверью — чуть приглушённый шум улицы, внутри — стерильный запах, который не перебить ни кофе из автомата, ни чьими-то духами, белые стены, вытертый до матового блеска линолеум, тонкое жужжание лампы над стойкой. Женщина вошла первой — ровной, уверенной походкой, будто не в клинику пришла, а на переговоры. Тёмный дорогой костюм сидел на ней идеально, волосы гладко уложены, на запястье — часы, которые не спрашивают время, а диктуют его...

Каждая зима в городе приходила будто по расписанию — и всякий раз как катастрофа, которую никто не отменял. Она не торопилась, тянула время, смягчала бдительность: сначала хлюпала под ногами кашей, лила с крыш длинными водянистыми сосульками, позволяла людям ходить в расстёгнутых куртках и жаловаться, что «зима нынче какая-то не настоящая». Но потом, почти всегда в один момент, будто кто-то поворачивал невидимую ручку, — мокрый снег превращался в стеклянный наст, ветер резко наливался льдом, а воздух становился таким колким, что хотелось втянуть голову в плечи и не вынимать до весны...

Как часто говорят, что не в деньгах счастье. Фраза заезженная, как старый автобус, который всё ещё ездит по привычному маршруту, хотя краска облупилась, а сиденья скрипят. И ведь в этом, конечно, есть правда… но. Стоит только задуматься, как легко эти самые деньги решают то, чего, казалось бы, решать не вправе: жить кому-то или умереть, дышать полной грудью или задыхаться в тёмной палате, идти домой на своих ногах или не дойти вовсе. Счастье действительно не купишь ни за рубли, ни за доллары, но можно купить лекарство, операцию, время...

После прочтения у меня осталось странное двоякое ощущение — будто бы я одновременно и оценила историю, и всё время держала в голове чужую тень, мешавшую увидеть книгу полностью. Это произведение считается классикой хоррора: о нём говорят, что оно вдохновило Стивена Кинга на создание «Сияния» и послужило основой для фильма 1976 года. И вот этот факт, крупно вынесенный прямо на обложку, сам по себе стал для меня ловушкой. Потому что вместо того, чтобы погрузиться в атмосферу книги, я невольно раз за разом сравнивала её с творением Кинга, выстраивая параллели между сюжетами и персонажами...

Действие переносит нас на Балканы, 2005 год. На закрытом острове идёт шумный обыск в доме главы крупного криминального клана Юго-Восточной Европы. Полицейские будто играют в заранее отрепетированную сцену — всё предсказуемо, механично, словно спектакль. И среди этой суеты появляется обаятельный юноша, представившийся журналистом. На самом же деле Себастьян — агент ЦРУ под прикрытием. Волей случая он знакомится с дочерью мафиозного лидера, Максой Молер, и у них впереди всего четыре дня, прежде чем их пути разойдутся...

Это история о словах, которые застряли в горле на долгие тринадцать лет. История о девочке, у которой украли детство, и о женщине, которой приходится жить с последствиями ужаса, которые не исчезают даже после освобождения. Когда-то Элла Сантос была обычным ребёнком, пока маньяк не похитил её в десять лет. Её искали, надеялись, молились, но вернулась она только через три года — сломанная, беременная и обескровленная морально. Сегодня Эллу знают как Лэйн Морено. Она носит длинные рукава, чтобы скрывать шрамы — не только телесные, но и душевные...