Экранум

Этот голос невозможно спутать. Густой, чуть хрипловатый, с ласковой насмешкой — будто старушка из соседнего двора вдруг превратилась в сказочницу, знающую все тайны мира. Едва на экране появлялся первый кадр — и звучало: «В некотором царстве, в некотором государстве жила-была…» — мир вокруг переставал быть серым. Так начинались чудеса, которые мы теперь называем классикой. Эти сказки знали наизусть: «Морозко», «Кащей Бессмертный», «Василиса Прекрасная». Но за волшебством стояли конкретные люди — режиссёр Александр Роу и актриса, чей голос и взгляд делали любое чудо убедительным...

Она родилась в Рождество — будто сама судьба подложила под её жизнь тонкий фитиль света, который должен был гореть наперекор тьме. Маленькое село под Владимиром, голод, тесная коммуналка в Кимрах, мать, вытирающая руки о передник и поющая старинные песни. В семье — пятеро детей, и Нина, младшая, слушала, как за перегородкой играют на баяне. Наверное, тогда, среди запаха дешёвого керосина и крошечных окон с инеем, впервые родилась та самая интонация, с которой потом будут говорить её героини — простые, уставшие, но живые женщины, не утратившие голоса даже под обломками судьбы...

Он выходил в кадр не как актёр — как будто из самого воздуха фильма, из той особой материи, где правда сильнее игры. Без позы, без заученных жестов, просто мальчишка с вихрастой макушкой и внимательными глазами, в которых неожиданно жила взрослость. Витя Коваль — тот самый парень из «Дела Румянцева», чья серьёзность резала кадр острее любого монолога. Мир вокруг казался огромным и сложным, но он в нём не терялся — просто смотрел прямо, по-настоящему. Кто-то помнит его по «Дружку», кто-то по «Любушке»,...

Человек с лицом несгибаемого героя звонил жене из гостиницы и ругался из-за… мочалки. Смешная претензия? Только если не слышать дрожь, спрятанную в тембре. По всем признакам это был не скандал — сигнал SOS. Людмила положила трубку, купила билет, прилетела, вошла в номер и сказала: «Привет, мочалку привезла». И с актёра слетел панцирь: смех, объятие, тишина в голове. Паника отступила. Так открывается портрет Владлена Бирюкова — всесоюзного любимца, который на экране держал линию огня, а в быту прятался за плечом женщины...

Он умер тихо — без звона фанфар, без флешей камер, без нарядных речей, которые обычно произносят на прощаниях со «знаковыми фигурами». Просто ушёл человек, которого знала вся страна, но почти никто — по-настоящему. На экране он был майором Знаменским: собранный, умный, спокойный, будто созданный из закона и логики. В жизни — совсем другой. Более мягкий, ранимый, живой. Но публика не захотела это знать. Для миллионов зрителей он навсегда остался тем самым следователем. «Знаменский умер», — говорили люди...