Первое ми — как рана. Второе — будто не моё.
На подлокотнике старого кресла лежала тряпочка, пахнущая скипидаром, и мятая квитанция на новую струну, которую я всё не решался поставить. — Давай ещё раз, — сказал концертмейстер, не глядя. — Без героизма. Я вдохнул и повёл смычок. Ми снова раскололось, как стекло. Я сам едва не поморщился. — После травмы не гоняй, — вздохнула альтистка. — Рука прощает ровно одно упрямство. — Тут не рука, — пробурчал кто‑то из духовых. — Тут голова. Я сделал вид, что не услышал. Лёд внутри лишь плотнее схватился...