Жизнь

Рассказ от Ольги Приветствую вас, мои дорогие, с моих шести соток! Сегодня хочу рассказать вам одну историю. Не про рассаду и не про рецепт солений, а про то, как жизнь порой пишет сценарий мудрее любого писателя. И про одну калитку, которая много лет была для меня символом чего-то недосягаемого. Вы знаете, я всегда говорила: «Любое дело можно сделать, если руки приложить! Мастером не будешь, если дела не попортишь! Криво будет — закрасим!» . Это мое кредо, и оно касается не только грядок. Но вот калитку у своего дома я чинить не решалась...

Всю свою жизнь я думала, что знаю о маме всё. Она была тихой, уставшей женщиной, которая пахла ванилью и трудными буднями. Ее мир состоял из работы, готовки и вечного «не сейчас, дочка, я устала». Ее прошлое было для меня серой книгой без картинок, которую я никогда не стремилась открыть. Все изменилось в дождливый субботний день, когда я разбирала вещи на чердаке после ее ухода. Пыль, паутина и грусть, густая, как кисель. И вдруг мои пальцы наткнулись на маленькую, обитую фиолетовым бархатом шкатулку...

«После того скандала с беременностью свекровь начала новую атаку: она объявила бойкот моей еде. Что это — брезгливость или война на истощение?» Если вы читали мое предыдущее письмо, то знаете: моя беременность стала для свекрови не радостью, а объявлением войны. После моего ультиматума наступило хрупкое затишье. Ольга Ивановна перестала слать ужасные статьи и открыто агитировать за «решение проблемы». Но тишина оказалась обманчивой. Она просто сменила тактику. Театром военных действий стала наша кухня...

«Она сказала: «Из тебя не выйдет хорошей матери». Как я веду тихую войну за право родить ребенка.» Анонимно. Мне страшно делитьcя этим даже здесь, но молчание съедает меня изнутри. Все началось с двух полосок. Я помню, как дрожали мои руки, а по щекам текли слезы — слепыe чистого, оглушительного счастья. Я летела домой на крыльях, представляя, как обрадуется муж Максим. Как мы будем вместе выбирать имя, как он будет разговаривать с моим животиком. Максим действительно обрадовался. Обнял так, что стало трудно дышать, прошептал: «Я так люблю тебя»...

Одна полоска должна была означать счастье. Две полоски — всю вселенную, уместившуюся в моей руке. Но мои пальцы дрожали так, будто держали зажженную гранату. Я смотрела на тест, и мир сузился до размеров крошечной ванной комнаты. Не было восторга. Не было слез радости. Был только леденящий ужас и сладкий, предательский голос в голове: «У тебя будет его ребенок». Его. Не моего мужа. А Его. Мы встретились на курсах повышения квалификации. Он был таким… настоящим. Таким уставшим от фальши. Его глаза светились, когда он говорил о книгах, и тускнели, когда звонил жене...