Архив "1985"

— Странно, — пробормотала я. — Склад боеприпасов и безмятежная любовь как-то не вяжутся. — А может, дело не в месте, а в человеке? Верещагин писал, что здесь был счастлив. Может, тут его личная история? -> Первая часть Мы медленно шли по главной аллее. Семьи с детьми, влюбленные парочки, пенсионеры с внуками — обычный воскресный парк. Но я ничего не чувствовала. Вернее, чувствовала обычный фон — легкую радость, умиротворение, детский восторг. Но никакого «резонанса». — Ну что? — спросил Виктор. — Пока ничего особенного...

Я посмотрела на архивную пыль, которая плясала в косом луче света, в очередной раз подумала — зря не послушалась мать. Надо было в медицинский идти. Врачи хоть с живыми людьми дело имеют, а я вот обнимаюсь с папками сорок третьего года в подвале Главного управления геодезии и картографии. От них пахло затхлостью и потерянным временем. — Аглая Петровна, — заглянула в дверь Римма Борисовна, наша завархивом, дама с выражением лица «я требую жалобную книгу», — вы сегодня до которого часу? — До победного, — пробормотала я, не поднимая головы от очередной стопки...

Вязальная машина номер семь гудела, как разъярённый шмель размером с трактор «Беларусь». Я сидела за ней уже двадцатый год и знала каждый её каприз — когда она собирается зажевать нитку, когда пора смазать каретку, а когда просто хочет внимания, как старая кошка. — Люба, опять с машиной разговариваешь? — крикнула через цех Галка-бригадир. — Смотри, в психушку отправим! — Хотя бы туда путёвку дадут, — отозвалась я, не отрывая взгляда от бегающей туда-сюда каретки. — А то в Сочи третий год не попадаю...

Бабушка встала, подошла к серванту, достала из дальнего угла бутылку «Рижского бальзама». Налила себе рюмку, выпила залпом. Потом села обратно и заговорила тихо, словно боялась, что кто-то услышит. -> Первая часть — Звали ее Лида. Лидия Сергеевна Воронова. Они с твоим дедом... ну, дружили. До меня это было. Ваня тогда молодой совсем был, двадцать три года. Дежурным по станции работал. А Лида — кассиршей. Хорошая девушка была, веселая. Ваня хотел жениться на ней. — И что случилось? — Март пятьдесят третьего случился...

Кира задержалась в институте допоздна — семинар по теормеху затянулся, а потом еще пришлось дописывать конспект в читалке. В вагоне «Арбатско-Покровской» пахло мокрой шерстью и чьими-то духами «Может быть», приторными до тошноты. Напротив дремала женщина с авоськой, из которой торчал батон, завернутый в «Вечерку». Обычный март, обычный вечер, обычная поездка. Кира достала из сумки конспект — завтра коллоквиум, а формулы в голове путались, как нитки в бабушкиной корзинке для рукоделия. Поезд мерно постукивал, убаюкивая...