Архив "1985"

— Странно, — пробормотала я. — Склад боеприпасов и безмятежная любовь как-то не вяжутся. — А может, дело не в месте, а в человеке? Верещагин писал, что здесь был счастлив. Может, тут его личная история? -> Первая часть Мы медленно шли по главной аллее. Семьи с детьми, влюбленные парочки, пенсионеры с внуками — обычный воскресный парк. Но я ничего не чувствовала. Вернее, чувствовала обычный фон — легкую радость, умиротворение, детский восторг. Но никакого «резонанса». — Ну что? — спросил Виктор. — Пока ничего особенного...

Я посмотрела на архивную пыль, которая плясала в косом луче света, в очередной раз подумала — зря не послушалась мать. Надо было в медицинский идти. Врачи хоть с живыми людьми дело имеют, а я вот обнимаюсь с папками сорок третьего года в подвале Главного управления геодезии и картографии. От них пахло затхлостью и потерянным временем. — Аглая Петровна, — заглянула в дверь Римма Борисовна, наша завархивом, дама с выражением лица «я требую жалобную книгу», — вы сегодня до которого часу? — До победного, — пробормотала я, не поднимая головы от очередной стопки...

Вязальная машина номер семь гудела, как разъярённый шмель размером с трактор «Беларусь». Я сидела за ней уже двадцатый год и знала каждый её каприз — когда она собирается зажевать нитку, когда пора смазать каретку, а когда просто хочет внимания, как старая кошка. — Люба, опять с машиной разговариваешь? — крикнула через цех Галка-бригадир. — Смотри, в психушку отправим! — Хотя бы туда путёвку дадут, — отозвалась я, не отрывая взгляда от бегающей туда-сюда каретки. — А то в Сочи третий год не попадаю...

Бабушка встала, подошла к серванту, достала из дальнего угла бутылку «Рижского бальзама». Налила себе рюмку, выпила залпом. Потом села обратно и заговорила тихо, словно боялась, что кто-то услышит. -> Первая часть — Звали ее Лида. Лидия Сергеевна Воронова. Они с твоим дедом... ну, дружили. До меня это было. Ваня тогда молодой совсем был, двадцать три года. Дежурным по станции работал. А Лида — кассиршей. Хорошая девушка была, веселая. Ваня хотел жениться на ней. — И что случилось? — Март пятьдесят третьего случился...

Кира задержалась в институте допоздна — семинар по теормеху затянулся, а потом еще пришлось дописывать конспект в читалке. В вагоне «Арбатско-Покровской» пахло мокрой шерстью и чьими-то духами «Может быть», приторными до тошноты. Напротив дремала женщина с авоськой, из которой торчал батон, завернутый в «Вечерку». Обычный март, обычный вечер, обычная поездка. Кира достала из сумки конспект — завтра коллоквиум, а формулы в голове путались, как нитки в бабушкиной корзинке для рукоделия. Поезд мерно постукивал, убаюкивая...

Анна проснулась от того, что не проснулась. То есть глаза открыла, а привычного треска рации из соседней палатки не услышала. В тайге это примерно как в городе проснуться от того, что за окном машины не гудят — сразу понимаешь: что-то не так. Она лежала еще минуту, прислушиваясь к странной, неправильной тишине. Даже птицы молчали. И комары — вот это уже совсем из области фантастики — тоже куда-то подевались. В якутской тайге в августе комар — это не насекомое, это стихийное бедствие местного масштаба...

Пчелы гудели неправильно. Зинаида Петровна подняла голову от тетрадки с записями медосбора — задремала, оказывается, прямо на лавочке возле летней кухни. А пчелы... пели. Именно пели, а не гудели привычным рабочим гулом. — Совсем спятила, старая, — пробормотала она, потирая затекшую шею. — Какое пение, середина сентября на дворе, готовятся девоньки к зиме. Но странное ощущение не отпускало. Три года прошло, как похоронила Василия, и за эти три года пасека стала для нее всем — и семьей, и разговором, и утешением...

— Она утверждает, что дело не в медицине. Пожалуйста, приезжайте. Я посмотрела на куклу. Потом взяла ее, сняла со штатива и осторожно уложила в большую коробку. — Едем, красавица. Разбираться будем. -> Первая часть В больнице пахло хлоркой и валерьянкой. Михаил Борисович встретил меня у палаты — осунувшийся, с красными глазами. — Тома, слава богу! Она тебя зовет, только тебя. Говорит всякую чушь про куклу, про то, что кто-то управляет ее телом... Я прижала коробку к груди. — Миша, мне нужно с ней поговорить...

Папье-маше прилипало к пальцам, как чужая кожа. Я отлепила очередной кусок газеты от ладони и вгляделась в размокшие буквы — что-то про небывалый урожай кукурузы в Ставропольском крае. Ну надо же, даже кукуруза у них небывалая, а у меня тут кукла никак не клеится. — Тамарка, ты там не уснула? — в мастерскую просунулась взлохмаченная голова завпоста Семёныча. — Директор спрашивает, когда примадонна наша кукольная готова будет? — К понедельнику, — буркнула я, не поднимая головы. — Как обещала. — Смотри, а то Инесса Павловна уже третий раз заходила, проверяла...

Сверло взвыло где-то за стеной, и Анфиса Марковна открыла глаза. Показалось? Она прислушалась — тишина. Только старые ходики в коридоре отмеряли секунды с тем же упорством, с каким отмеряли их последние сорок лет. А теперь вот — три недели без Бориса. Она поднялась, накинула халат — тот самый, махровый, польский, что Борис выменял у спекулянта Жорика на два тома Дюма, — и поплелась на кухню. Чайник уже свистел, хотя она не помнила, чтобы ставила его. Впрочем, в последнее время она многого не помнила...

"...ясная погода. Ветер слабый, 2-3 метра в секунду. Видимость отличная. Осадки не ожидаются". Подписала. Поставила печать. И замерла, ожидая привычного ощущения — того самого, когда воздух меняется, подчиняясь её воле. Ничего. Тишина. Даже приборы, казалось, затаили дыхание. Но ничего не менялось. -> Первая часть — Вероника Андреевна! — в кабинет ворвался Петров, и по его лицу она поняла всё ещё до того, как он открыл рот. — Данные не меняются! Тайфун только усилился! Скорость ветра в эпицентре уже пятьдесят метров в секунду! Следом влетел генерал, за ним Крылов и ещё несколько офицеров...

Вероника Семёнова проснулась за три минуты до звонка будильника — ровно в 5:57, как всегда последние полгода. Организм привык к режиму закрытой метеостанции №47 так же основательно, как ржавчина въедается в металл у моря. За окном общежития маячил серый рассвет, и где-то далеко, за сопками, Японское море готовилось к очередному представлению. — Веронь, ты уже? — сонно пробормотала соседка Галка из-под одеяла. — Господи, ну как ты так можешь... — Привычка, — Вероника потянулась и спустила ноги с узкой койки...