Руст. Блинчики от Руста с хрустом по краям.

Нет, ,всё же пройду по тропинке, спешить, впрочем, некуда и незачем. Но, идя по этой узенькой тропинке огромного сквера, где есть даже вековые дубы, можно на несколько минут укрыться от города с его дурашливым, никчемушным гвалтом. Только, вот же досада, кто-то настигает меня, слышу быстрые сильные шаги. Ну зачем? "Прошу прощения, позвольте я Вас предупрежу?" Отступаю в траву: "Спасибо", - бросает на ходу молодой паренёк, и быстро удаляется по тропе, пружинящей походкой. Он словно и не идёт вовсе, он словно бежит. Чудной, куда ж ты спешишь? А ведь мне всегда говорили, что хожу медленно, и всё во мне медленное...

"Страшно впасть в руки Бога живаго". Как давно я это услышал, через вечный роман, память многое изменила. Ведь мир, это только мы и то, как мы его знаем. Почему-то образ этого слова сумрачного, принял облик сердцу понятный. Среднерусский город, река, церковь, старенькая, небольшая, жизнь неспешная, избы, дома побогаче, всё живёт, только сонно, небыстро, дремотно, в дремоте покрываясь образом жизни похожей... городка небольшого, затерявшегося в степи кыпчакской, здесь ещё живут русские люди. И сливаются образы в град единый, город русской души, лабиринтами полной, страстей и сомнений. А в городе...

Снова парк, но теперь он осенний, с подмерзающими лужами, жёлтыми листьями, кружащимися под ветром, холодным, пробирающим. Покинуто грустно светят жёлтые фонари, надломившиеся замёрзшие цветы лежат в поникшей траве. Тихо, никого, но никуда не хочется больше идти. Как, однако, завораживает холод, он согревает по-своему, даёт приют оставленному, приют покинутому. И только голос из глубины долетает сюда. Слышу, это Ротару, всё слышней и пронзительней голос, долетает и падает в самое сердце. "Нэ знаю я, чи знов сюды прыйду, та залышаю замисть сэбэ ти квиты що знайшла в саду, для тэбэ, для тэбэ я"....

'"Ну-ка, отдохните и ещё раз споём "Если б, я солнышком", здесь надо передать восторг, распахнутость бытию, радость, радость светлую, радость без горечи". "А бывает и горькая радость, Ольга Марковна?" "Да, бывает. Помню, мы выехали на фронт, дать несколько концертов для бойцов под Брянском, и между выступлениями, как-то уже под вечер, я решилась пройтись по палаточному городку. Было сыро, довольно прохладно, я была в сценическом платье, и, вдруг, навстречу мне, из-за палатки вышел человек, я узнала его, это был Баграмян. Он подошёл ко мне совсем близко и заговорил негромко. "В шумном платье муаровом, в шумном платье муаровом, Вы такая эстетная, Вы такая изящная...

Ну теперь до Ялты по самой длинной троллейбусной дороге в мире. Оставайся, светлый город Симферополь, до скорого... Длинная дорога, в самом деле длинна, зато скоро Ялта, где есть Ласточкино гнездо, домик Чехова, Ливадия, где Сталин решал за планету и с ним соглашались, где, говорят, живёт София Ротару. В салоне не спят, уж близок рассвет, сразу три дамы, не первой, конечно, но ещё предпоследней свежести, ведут диалог неспешный. Да, и спешить некуда, впереди вечность. "У нас в программе, помимо Ливадии, самый главный наш визит. Визит в домик Чехова". Заправляет здесь самая вальяжная дама. Из тех, что привыкли, к тому, когда слушают...