Ловец мгновений

— У тебя нет вкуса, — сказала Лиза, стоя посреди гостиной и оглядывая окно. — Эти занавески выглядят как из прошлого века. Валентина Петровна замерла с чашкой чая в руках. Она только что поставила её на стол, собиралась присесть, отдохнуть после уборки. А тут — такое. — Что ты сказала? — спросила она тихо, будто не расслышала. — Занавески, — повторила Лиза, указывая на тяжёлые бордовые портьеры с золотистой вышивкой по краю. — Они совершенно не вяжутся с новым диваном. Да и вообще — слишком тяжёлые, мрачные...

— Моя кухня — мои законы, — твёрдо сказала Зоя, убирая только что вымытую кастрюлю в шкаф. Её рука легла на дверцу, будто закрывая не просто посуду, а целый мир, в который она никого не собиралась пускать. Лена замерла с мокрой тарелкой в руках. Вода с неё капала на пол, образуя маленькую лужу у ног. Она посмотрела на спину золовки, на её аккуратно уложенные седые волосы, на новый клетчатый фартук, и комок подступил к горлу. — Зоя, я просто хотела помочь, — тихо произнесла она, чувствуя, как звук собственного голоса теряется в звоне посуды и гуле холодильника...

– Ты всю жизнь всех стыдилась, – сказала дочь и выставила меня из квартиры. Люда не сразу поняла, что произошло. Она стояла в дверях, прижимая к груди свою сумочку, в которой лежали варежки для внука, связанные на скорую руку, аптечка с таблетками и баночка тушёнки – «на всякий случай». – Ты это серьёзно, Катя?.. – слабо выдавила она. Дочь ничего не ответила. Просто стояла, глядя мимо неё, будто та была не мать, а случайная соседка. У Кати было своё выражение лица – упрямое, каменное. Когда-то оно помогало ей на экзаменах, потом на собеседованиях...

– Ты не хочешь жить по правилам – тогда не жалуйся, – сказала подруга, отодвигая от себя пустую чашку и поджимая губы. Валентина растерянно смотрела на Любу. Они сидели на кухне, за стареньким столом с облупленным краем, в квартире, которую Валентина снимала уже третий месяц. Квартира была тёплой, хоть и убогой – зато своя, точнее, чужая, но без криков и постоянного «убери это» или «не так ты всё делаешь». – Я и не жалуюсь, – тихо ответила Валентина, – просто… говорю, как есть. – Да ты каждый раз только и говоришь...

— Уходи, пока не поздно, — прошептала мать и отодвинула тарелку с недоеденной картошкой. Её пальцы, шершавые от работы, дрожали. Лиза замерла с вилкой в руке. В кухне пахло грибами, которые они вместе собирали всего неделю назад. Тогда ещё смеялись, спорили, у кого полнее корзинка. А сейчас воздух стал густым и тяжёлым, как сироп. — Мам, что ты такое говоришь? — Лиза медленно опустила столовый прибор. — Это из-за дяди Коли? Ну подумаешь, сосед. Поговорим с ним, всё уладим. Анна Ивановна покачала головой, и седые пряди выбились из пучка...

— Ты мне никто и звать тебя никак, — голос свекрови, резкий, как лезвие, полоснул по тишине подъезда. Дверь захлопнулась с таким грохотом, что Светлана невольно вздрогнула. Она стояла на бетонной площадке, сжимая ручку сумки, в которой лежали аккуратно сложенные вещи — пара платьев, туфли, косметичка. Всё, что она успела собрать за те десять минут, которые свекровь дала ей на «сборы». — Лидия Ивановна, пожалуйста, откройте, — Светлана постучала в дверь тихо, почти шепотом, боясь разбудить соседей...

— Эта квартира не твоя, — сказал Виктор, стоя в дверях кухни с чашкой чая в руке, как будто произносил что-то само собой разумеющееся. — Я её переписал на Лизу. Ольга замерла. Ложка, с которой она только что размешивала суп, упала в кастрюлю с глухим стуком. Она не сразу поняла, что услышала. Потом переспросила, тихо, будто боясь, что ошибка в словах. — Что ты сказал? — Квартиру я переписал на сестру, — повторил он, спокойно, даже с каким-то облегчением. — Сегодня утром сходил в МФЦ, всё оформил...

– Нам не нужна нянька, тем более такая, – сказал сын и ушёл, даже не обернувшись. Антонина Павловна застыла у порога, держа в руке пирожки с яблоками, которые всю ночь пекла, чтобы порадовать внуков. Пальцы дрожали, обжигая горячим пакетом. Она не сразу поняла, что сказал Игорь. Казалось, ослышалась. Ну не мог же он, родной сын, сказать такое. На кухне послышались тоненькие голоса – близнецы, Анечка и Саша, спорили из-за фломастеров. Маша, жена Игоря, стояла у плиты и делала вид, что занята. Не повернулась, не поздоровалась, даже не глянула в сторону свекрови...

— Я тебя не звала, — сказала сноха, встретив меня в халате. — Чего приехала? Надежда Ивановна замерла на пороге, держа в руках тяжёлую сумку с гостинцами. Халат у Светланы был старый, с выцветшими цветами, подпоясанный кое-как, а волосы растрёпаны, будто она только встала с кровати. Надежда Ивановна сглотнула, пытаясь удержать улыбку, которую готовила всю дорогу от вокзала. — Света, я же звонила, — тихо ответила она, переступая через порог. — Сказала, что приеду. Коля в курсе. — Коля, Коля, — передразнила Светлана, скрестив руки на груди...

— Ты всегда мне завидовала, — сказала Нина, глядя на сестру прямо в глаза. — С детства. И сейчас не изменилась. Ольга стояла у двери, держа в руках конверт с тиснёным краем, на котором крупным шрифтом было напечатано: «Свадьба моей дочери. Приглашение». Она не сразу поняла, что происходит. Только почувствовала, как по спине пробежал холодок. — Что ты несёшь? — спросила она тихо. — Всё, — сказала Нина, — я не хочу тебя там видеть. Она вырвала конверт из рук Ольги, разорвала его пополам, потом ещё раз, и бросила клочки на пол, как будто это был мусор...

— Не трогай мои вещи! — закричала племянница, когда я вошла в комнату. Катя стояла посреди своей комнаты, вся вытянувшись, как струна, и смотрела на тётю Люду горящими, почти злыми глазами. В руках она сжимала какую-то старую шкатулку, прижимая её к груди, будто это было самое дорогое сокровище на свете. Людмила Петровна замерла на пороге, опешив от такой грубости. Она всего лишь хотела отдать Кате постиранное и аккуратно сложенное бельё. Рука её так и застыла, протянутая с небольшой стопкой хлопковых футболок...

– Мы с ней просто дружим, – сказал он, убирая телефон в карман. – Ну-ну, – протянула Лариса, отворачиваясь к раковине. – Зачем же ты тогда имя её под чужим сохранил? Михаил промолчал. Потёр переносицу, вздохнул, но ничего не сказал. В кухне запахло жареным луком, мясо в сковороде шкворчало, а Лариса медленно мешала деревянной ложкой, будто это могла бы быть не еда, а её жизнь – осторожно перемешать, не прижечь, не пересолить, чтобы всё было правильно, как надо. – Ты специально молчишь, да? Пусть, мол, само уляжется? – Голос у неё дрогнул, но она тут же собралась...