Вероничка Алексеевна

Лиза стояла у окна, наблюдая, как вечерняя заря раскрашивает небо над старым яблоневым садом. В её глазах отражались розовые и золотистые отблески, а рука невольно легла на едва заметный живот. Восьмой ребёнок. Эта мысль одновременно пугала и наполняла её сердце теплом. За спиной хлопнула входная дверь. Дом наполнился привычным шумом — младшие дети радостно приветствовали вернувшуюся из колледжа Полину. Старшая дочь, её гордость и поддержка, которой через месяц исполнится девятнадцать. — Мам, я дома! — раздался звонкий голос в прихожей...

Осенний Санкт-Петербург расплывался в серой дымке дождя, превращая величественные здания в размытые акварельные наброски. Екатерина Соколова, аспирантка юридического факультета и будущий адвокат, спешила под зонтом к зданию суда. Её каштановые волосы выбивались из-под строгого пучка, а в карих глазах читалась решимость. Сегодня она начинала стажировку в громком деле о банде "Северная цитадель", державшей в страхе город последние пять лет. — Опаздываете, Соколова, — холодно заметил Виктор Павлович, её наставник, седовласый адвокат с безупречной репутацией...

Желтые листья кружились над мощеными улочками старого квартала, словно танцующие в прощальном вальсе бабочки. Софья сидела на скамейке в небольшом сквере, сжимая в руках конверт с результатами анализов. Положительно. Две полоски. Жизнь, зародившаяся внутри неё после той единственной ночи с человеком, который даже не знал её настоящего имени. — Я беременна от него, — прошептала она, и эти слова, произнесенные вслух, внезапно сделали всё реальным. Софья была реставратором в городском музее, тихой девушкой, чья жизнь протекала среди старинных картин и потускневших от времени фресок...

В мастерской Марины царил творческий хаос: стеклянные осколки, разложенные по цветам, инструменты для витража и десятки эскизов, приколотых к стенам. В свои тридцать два она стала известным витражистом, но за признанием скрывалась одиночество, которое она бережно обрамляла цветным стеклом своих работ. Колокольчик над дверью звякнул, впуская в мастерскую морозный февральский воздух. — Закрыто, — не поднимая глаз от стеклянной мозаики, произнесла Марина. — Извините. Дверь была не заперта, — голос незнакомца был глубоким, с легкой хрипотцой...

В деревне Вишнёвая Гора существовало негласное правило: никогда не выходить из дома во время Серебряного Прилива — ночей, когда луна становилась неестественно большой и её свет приобретал текучие свойства, стекая с неба подобно сиянию расплавленного металла. Анна Северова, молодая художница, приехавшая в деревню на лето, не придавала значения местным суевериям. До той ночи, когда она, засидевшись за мольбертом, вышла на крыльцо старого арендованного дома и увидела, как лунный свет собирается в лужицы прямо на земле...

Вечер в клинике «Возрождение» всегда наступал внезапно — тени удлинялись, становились тоньше, а затем без предупреждения проглатывали все пространство. Доктор Ирина Северова задержалась в своем кабинете, перебирая истории болезней. В тридцать пять она стала одним из ведущих кардиохирургов города, но ценой стала ее собственная жизнь — точнее, ее отсутствие за стенами больницы. Телефон завибрировал. Сообщение от Антона: «Я у главного входа. Ты же не забыла?» Забыла. Конечно, забыла. Их первая встреча за три месяца, с тех пор как они расстались...

В старинном городе Мирабель, где каменные улочки помнили сотни историй любви, жила Елена Вересова — хозяйка необычной парфюмерной лавки "Эссенция". Говорили, что её духи могли пробудить забытые воспоминания, вызвать чувства, которых прежде не испытывал, или даже изменить судьбу. Высокая, с медными волосами и глазами цвета молодой листвы, Елена была такой же загадкой, как и её ароматы. Местные жители уважали её искусство, но держались на расстоянии, чувствуя в ней нечто необъяснимое. Одним прохладным октябрьским утром колокольчик над дверью "Эссенции" звякнул, возвещая о новом посетителе...

Никто не знал, откуда взялись Поющие Камни. Они просто появились однажды утром на главной площади Лунного Города — семь идеально круглых сфер размером с человеческую голову, каждая своего цвета, парящие в воздухе на высоте человеческого роста. Кора Найтвелл, смотритель городского архива, первой обнаружила их по дороге на работу. — Господи праведный! — прошептала она, роняя свой портфель. Камни медленно вращались, излучая мягкое сияние. Через час вокруг них собралась толпа, а к полудню прибыла специальная комиссия от Планетарного Совета...

Когда Наташа впервые увидела этот дом — белые стены, синяя черепичная крыша и терраса, нависающая над зеркальной гладью озера — она ощутила странное чувство, будто вернулась домой, хотя никогда здесь не была. — Представляешь, Миша? Закаты, рассветы, тишина, — шептала она, сжимая руку мужа. — Это именно то, о чем ты всегда мечтал. Михаил улыбнулся, но его глаза оставались задумчивыми. — Ты правда готова продать свою квартиру? Это ведь память о твоих родителях. — Ради нашего будущего — да, — уверенно ответила Наташа...

Лето в Провансе всегда пахло лавандой и солнцем. Для Элен этот запах стал символом новой жизни — жизни, которую она никогда не планировала. Когда-то она была успешным финансовым аналитиком в Париже. Дорогие костюмы, шестидневная рабочая неделя и вечный кофе в пластиковых стаканчиках. А теперь стояла босиком среди виноградных лоз, собирая поздний урожай для своего первого розового вина. — Мадемуазель, осторожнее с этими гроздьями! — окликнул ее Жан-Пьер, семидесятилетний винодел, который, как утверждали местные, родился с секатором в руках...

Весенний дождь барабанил по асфальту, превращая улицы Петербурга в зеркальное полотно. Алексей торопливо шагал по набережной, проклиная забытый дома зонт. До встречи с клиентом оставалось пятнадцать минут, а выглядеть промокшей крысой в его планы не входило. Внезапно кто-то налетел на него сзади. Алексей покачнулся, и в следующий момент почувствовал, как что-то тяжелое вкладывают ему в руки. — Сохрани это! Умоляю! — прозвучал взволнованный женский голос. Он обернулся и увидел девушку в темно-синем плаще...

Василий Петрович нервно оглядел присутствующих. Солнечные лучи пробивались сквозь тяжелые шторы нотариальной конторы, высвечивая пылинки в воздухе. Пять человек — все, кто остался после смерти отца. — Итак, мы собрались для оглашения завещания Николая Андреевича Верховского, — нотариус Семен Маркович поправил очки и откашлялся. — Прошу внимания. Мать Василия, Елена Константиновна, сидела с прямой спиной, сжимая в руках платок. Брат Игорь постукивал пальцами по подлокотнику кресла. Их тетя Вера и двоюродный брат Максим застыли с непроницаемыми лицами...