Пишу о жизни, без приукрас

Дверь хлопнула так сильно, что в серванте жалобно задребезжали стаканы. Я вздрогнула, сжимая мокрую тряпку, и обернулась. На пороге кухни стояла она — Валентина Сергеевна. В неизменном сером пальто, с сумкой, вцепившейся в локоть, и с таким острым взглядом, будто могла разрезать им воздух. — Ну что, Ленка, опять устроила тут свинарник? — её голос был сух и резок, как щелчок кнута. — Сколько раз повторять: плита должна блестеть, как зеркало! А это что? — она ткнула пальцем в крошечное пятно возле конфорки...

Запах свежескошенного сена щекотал ноздри и кружил голову. Я лежала на спине, заложив руки за голову, и смотрела в тонкие щели между досками крыши, где мелькало чистое летнее небо. Кто бы мог подумать, что в сорок три я окажусь здесь, в старом сеновале, словно девчонка, сбежавшая от забот. А всё — он. Игорь. Мы познакомились этим летом, когда я, уставшая от московской гонки и разрыва брака, решила вернуться в родительский дом в деревне. Двадцать лет столица вытягивала из меня силы, пока я окончательно не выгорела...

Я смотрю в зеркало. В него — и будто в пропасть. Белое свадебное платье, то самое, о котором я мечтала ещё вчера, сегодня давит на грудь, словно железный панцирь. Оно должно было быть символом счастья, но стало оковами. Кажется, если я сделаю глубокий вдох — ткань треснет, а вместе с ней рухнет и вся иллюзия моей будущей жизни. Взгляд встречается с собственным отражением: в глазах пустота, холод, страх. Свадьба — через двадцать минут. Гости уже рассаживаются в зале, фотограф разминает камеру, мамы поправляют прически, папы нервно смотрят на часы...

Солнце медленно опускалось за линию горизонта, окрашивая море в густо-оранжевые и розовые оттенки, будто кто-то пролил акварель на стекло. Воздух был тёплым, пахнущим солью и дорогим солнцезащитным кремом, а где-то неподалёку играла живая скрипка — один из музыкантов отеля зазывал туристов в ресторан. Андрей сидел у бассейна, лениво вращая бокал с белым вином. На прозрачных стенках бокала оставались капли, отражая огни фонарей, которые только что зажглись вокруг. Он делал вид, что расслаблен, но взгляд снова и снова возвращался к Виктории...

Анна сидела за столиком маленького уличного кафе и думала о том, как сильно может утомлять работа, даже если это всего лишь вечерняя подработка официанткой. Лето стояло жаркое, город дышал пылью и нагретым асфальтом, в воздухе пахло липами и бензином. До закрытия оставалось всего полчаса, и Анна мечтала лишь о том, чтобы допить остатки холодного латте и пойти домой, завалиться спать без сил. Она поднялась, чтобы отнести поднос с последними чашками, и, задумавшись, свернула не туда. В этот миг всё произошло — как в кино...

Я смотрела на свои руки. Красные, пересохшие, с трещинами у суставов — они выглядели так, будто принадлежали не молодой женщине, а уставшей прачке из старого фильма. Когда-то я гордилась ими: длинные пальцы, ухоженные ногти, нежная кожа, всегда аккуратный маникюр. Мои подруги шутили, что у меня «пальцы пианистки», и я действительно ощущала их частью своей женской красоты, частью своего достоинства. Теперь эти руки были доказательством другой жизни. Жизни, в которой я будто стала прислугой в собственном доме...

Я сидел в машине, не включая свет, и смотрел на мутные струи дождя, стекшие по лобовому стеклу. Казалось, небеса плакали вместе со мной — так хлестал этот мартовский ливень. Костяшки пальцев побелели от напряжения: я держал руль так крепко, будто хотел вырвать его из автомобиля. Возвращаться домой не хотелось. Я знал, что там меня ждёт молчание, перемежаемое упрёками, или, что ещё хуже, показное примирение. Всё зависело от того, какую роль сегодня выберет моя жена Марина. В голове снова и снова прокручивалась сцена, разыгравшаяся несколько часов назад за праздничным столом у её родителей...

Концерт Александра Серова в одном из региональных Дворцов спорта должен был стать событием. Афиши обещали «золотые хиты 80-90-х», зал собрался почти полный: пришли и поклонницы, помнившие его молодым красавцем, и те, кто вырос на песнях «Мадонна» и «Я люблю тебя до слёз». Но вечер, который ожидали как праздник ностальгии, превратился в кошмар. Серов вышел на сцену с опозданием почти на час. Публика уже начала шуметь, но его появление встретили аплодисментами — как-никак, звезда. Однако с первых минут что-то пошло не так...

В истории российской эстрады есть имена, которые навсегда связаны с эпохой. Алла Пугачёва — с советской эстрадой, Киркоров — с 90-ми шоу-бизнеса, Шаман — с сегодняшним днём. Но особое место занимает Андрей Губин — парень с гитарой, который в середине 90-х превратился в кумира подростков и символ романтической свободы. Когда на телеэкранах впервые появился молодой Губин, публика ахнула. Он был не похож на тогдашних эстрадных звёзд. Ни блёсток, ни пафоса, ни помпезности. Только худой парень в джинсах, с чуть растерянной улыбкой и голосом, который сразу цеплял...

Всё начинается красиво: звёздные семьи кажутся образцом благополучия. Камеры снимают, как они вместе улыбаются на ковровых дорожках, как дети с цветами встречают родителей после концертов, как все вместе позируют в дорогих интерьерах. Но как только речь заходит о деньгах и наследстве — улыбки исчезают. Сколько раз мы видели одинаковый сценарий: уходит из жизни звезда, и буквально на следующий день между его детьми и супругами начинается война ⚡. Миллионы, квартиры в центре Москвы, дома за границей, авторские права на песни или фильмы — всё это становится поводом для настоящего сражения...

Когда в новостях впервые прозвучала фраза «Моргенштерн возвращается в Россию», многие решили, что это утка. Слишком уж громко, слишком уж опасно и слишком уж нереалистично. Но именно в этом и кроется главный интерес: его возвращение — это не просто концерт, это **битва за выживание**. 🎭 Представь: артист, которого когда-то называли главным лицом поколения Z, уехал под давлением, прожил годы в изгнании, прошёл через реабилитации, скандалы, обвинения в пропаганде наркотиков, ярлык «иноагента». И вот теперь он собирается сделать шаг обратно туда, где его ждали и ненавидели одновременно...

— Кирюша женится? На этой… Марине? — Валентина Сергеевна поджала губы, щёлкнула ногтями по фотографии и покачала головой. — Простая учительница, да ещё и из спального района! Эта сцена врезалась в память Марины навсегда. С тех самых пор прошло уже пять лет, а слова свекрови до сих пор отзывались горечью. Кирилл, успешный айтишник, впервые привёл свою избранницу знакомиться с матерью. Он сиял гордостью и счастьем, но Валентина Сергеевна встретила девушку, мягко говоря, прохладно. — Мама, я люблю её, — сказал тогда Кирилл, крепко взяв Марину за руку...