Картины жизни

Снег падал крупными хлопьями, залепляя лицо. Анна шла от остановки к дому и думала только об одном: через две недели она подпишет договор. Её однушка на окраине, которую оставила покойная тётя, наконец найдёт покупателя. Вместе с их накоплениями это давало шанс на нормальную трёшку. На своё. На их с Кириллом. Телефон завибрировал в кармане. Анют, ты где? — голос мужа звенел от возбуждения. — Быстрее домой! У нас для тебя сюрприз! Она улыбнулась в темноту. Наверное, он передумал. Наконец согласился с продажей...

Валентина Петровна вошла без стука — у неё были ключи, запасные, которые она выбила у Максима три года назад под предлогом «а вдруг что случится». Анастасия стояла у окна с пустой кружкой в руках, не обернулась. Знала, кто пришёл, по тяжёлому дыханию в прихожей. — Максим дома? — На почте. Документы отправляет для собеседования. — Собеседование, — свекровь фыркнула, прошла на кухню, поставила сумку на стол с глухим стуком. — Полгода собеседуется, а толку никакого. Настя, как вы вообще живёте? Холодильник пустой, я уже посмотрела...

— Почему не приготовила?! Я целый день вкалываю, а ты что делаешь?! Вера стояла у раковины, прижимая к груди четырёхмесячного Мишку. Он только-только заснул, и она боялась пошевелиться. В раковине гора немытой посуды. Спина ныла так, будто её переехал грузовик. Швы после родов всё ещё тянули. Аркадий швырнул ключи на стол. Они со звоном упали на пол. Мишка вздрогнул. — Посмотри на эту помойку! Мне жрать нечего, ребёнок орёт сутками, а ты стоишь как истукан! Он ударил ладонью по столу. Мишка заплакал — тонко, надрывно...

Маргарита ковыряла отвёрткой старый провод в стене своего кабинета, когда из интеркома, который она давно собиралась выкинуть, вдруг ударил голос мужа. Чёткий, громкий, словно Григорий стоял рядом с ней. Она замерла, не дыша. — Завтра подпишет всё. Я уже подготовил бумаги. Она даже не въедет, что по дарственной от Антона я получаю контроль. Это был её муж. Тридцать лет вместе. — А если не подпишет? Антон. Сын. Главный бухгалтер её транспортной компании. — Подпишет. Мамочка наша привыкла делать, что папа скажет...

— Только посмотри, какие. Я замерла перед витриной. Изумруды мерцали в свете ламп, оправа тонкая, изящная. Петр стоял рядом, рассеянно кивал, но смотрел в телефон. — Милый, вот бы мне найти такие под ёлкой на Новый год. Он поднял глаза, скользнул взглядом по серьгам. — Красиво. Дорого, наверное? Мы пришли выбирать новые обручальные кольца, наши потускнели за пять лет. Я молча запомнила артикул на ценнике. В машине Петр сразу включил видео — обзор квадрокоптера. — Смотри, какие кадры можно снять! У Вадима из отдела уже такой есть, и у Олега...

— Петр, посмотри на неё! — голос Инны Владимировны прорезал гул приёма. — Стоит у стола, как официантка. Я же говорила Роману, что он ошибся. Она только столы накрывает! Больше ничего не умеет. Гости засмеялись. Елена сжала салфетку в руке, продолжая вытирать пролитое красное сухое. Семь лет она слышала это. Семь лет молчала. — Инна Владимировна права, — подхватила одна из гостей. — Девушка без образования, без карьеры. Роман мог бы найти кого-то достойнее. Елена подняла глаза. Свекровь стояла в центре зала, в дорогом платье, с бокалом игристого, и улыбалась...

Ключи заедали в замке, будто за два месяца дверь отвыкла от хозяйки. Екатерина повернула их дважды, толкнула плечом — и сразу почувствовала, что что-то не так. В квартире пахло хлоркой. Резко, больнично. Пол блестел, на подоконнике не было пыли, даже коврик в прихожей лежал ровно. — Антон, я дома! Тишина. Только из кухни донёсся шорох, будто кто-то замер на полушаге. Екатерина прошла в спальню. Распахнула шкаф — и замерла. Внутри висело два застиранных халата, спортивный костюм с пятном на штанине и чёрная водолазка с дыркой на локте...

Анна стояла у окна своей однокомнатной квартиры — единственного, что осталось от родителей. Сорок пять лет, работа бухгалтера, восемь лет замужества за Борисом. Инженер-строитель с седеющими висками и железной хваткой. — Ты меня вообще слушаешь? — голос мужа разорвал тишину. — Подпиши дарственную на моего сына — иначе развод. Всё просто. Борис сидел на диване, откинувшись на спинку, закинув ногу на ногу. Хозяин. — Это моя квартира, — устало произнесла Анна. — Родители подарили её до свадьбы. Муж вскочил так резко, что она отступила на шаг...

— Наследство? Отлично, любимая, — Максим повесил пиджак на спинку стула, расстегнул верхнюю пуговицу рубашки и улыбнулся так, будто выиграл в лотерею. — Этими деньгами мы погасим ипотеку за квартиру, которую я уже оформил на свою мать. Анна стояла у плиты, помешивала суп и не оборачивалась. Ложка застыла в воздухе. Максим прошёл на кухню, открыл холодильник, достал минералку. — Слышала? — он сделал глоток прямо из горла. — Твоя тётя, царствие ей небесное, прямо вовремя. Мы закроем долг досрочно, представляешь? Анна повернулась медленно...

— Ты будешь платить половину, — сказала Людмила Петровна, не отрываясь от тарелки с жареной картошкой. Валерия подняла глаза от стола и на секунду подумала, что ослышалась. За окном темнело, Иван только что ушел к соседу за инструментом, а свекровь сидела напротив, совершенно спокойная, будто сообщила прогноз погоды. — Что платить? — переспросила Валерия, хотя уже чувствовала, как что-то холодное подкатывает к горлу. — За дачу мою. Я взяла в ипотеку, двухэтажный дом за городом,с земельным участком под помидоры и отдых...

Ирина остановилась у двери их квартиры на четвёртом этаже, доставая ключи. Из-под двери тянуло чем-то приторно-сладким и пробивался странный голубовато-зелёный свет. Она вставила ключ в замок, но дверь была не запертой. — Ириш! — Олег стоял на пороге в белой рубашке, которую она не видела лет пять. Улыбался так широко, что казалось, лицо сейчас треснет. — Заходи скорее, у меня сюрприз! Она переступила порог молча. Запах усилился — лаванда, ваниль, химия. В комнате горели свечи на каждой полке. Голубовато-зелёный свет шёл из ванной...

— Ты должна была отдать квартиру моей дочери, а не спасать свою мать! — Олег швырнул ключи на стол. Они со звоном отскочили на пол. — Моей дочери, Дарья! Дарья стояла у раковины с мокрой тарелкой в руках и смотрела в окно. Чужой двор. Чужие машины. Съёмная квартира. Уже четвёртая за шесть лет. — Семьсот тысяч! — Олег подошёл, навис над ней. Пахло табаком. — На старуху, которой за семьдесят! А Нинка? Ей двадцать восемь, ей жить надо, квартира нужна, а ты... — Не называй мою маму старухой. — Дарья поставила тарелку в сушилку...