Картины жизни

Холодный, резкий голос Ирины Марковны ворвался в утреннюю тишину, подобно сквозняку. Он мгновенно выстудил воздух в квартире. Анна, которой на днях исполнилось сорок, машинально сжала в руке телефон. Неприятный холодок пробежал по спине. Налаженный ритм ее жизни, тщательно выстроенный за годы, дал сбой. — Дочка, у твоего брата долги по алиментам на два миллиона. Тебе придется продать квартиру, — заявила мать, не здороваясь, словно продолжая давнюю, прерванную фразу. Слова повисли в воздухе, тяжелые, полные безапелляционного требования...

Дверь подъезда хлопнула так резко, что по ушам резануло. Алиса, поправив тяжёлую сумку на плече, медленно брела по ступеням. Спина ныла, в висках пульсировало. Там, за тонкой дверью, ждал другой мир: беспорядок, нетронутая гора посуды и молчаливое осуждение, витавшее в воздухе. Ей хотелось кричать от усталости, от бессмысленности каждого дня. Но вместо этого Алиса лишь чуть крепче сжала ремешок сумки, чувствуя, как ногти впиваются в кожу. Это был её единственный способ выпустить пар. На кухне, как обычно, царил хаос...

На кухне пахло остывшим ужином. Он, как всегда, уткнулся в экран телефона, пока я разбирала ворох чеков. Цифры сходились, но чувство неправильности не отпускало. Месяц за месяцем, одно и то же: вот коммуналка, вот продукты, вот его очередная «срочная» покупка. Потом его голос. — Мама звонила, — бросил он, не поднимая глаз от светящегося прямоугольника. — Холодильник ей старый совсем сдал. — Надо бы новый взять, хороший такой, вместительный. Мой взгляд скользнул по строчке «подарки». Пусто. В голове всплыла моя мать...

Тамара Сергеевна пришла в первый же вечер после нашего переезда. Мы ещё коробки не разобрали, а она уже стояла на пороге с пакетом яблок и лицом человека, у которого есть план. — Садитесь, я серьёзно хочу поговорить, — она прошла на кухню, даже не разувшись. — О деньгах. Я переглянулась с мужем. Он пожал плечами — мол, слушай, это же мама. — Вы молодые, горячие. Из-за денег ссоритесь быстрее всего. Поэтому я вам советую — ведите раздельный бюджет. Каждый сам за себя. Никаких «я заработал, значит, я главный»...

Тамара Сергеевна стояла на пороге кухни и смотрела на меня так, будто я вынесла из дома её последнее золото. — Вера, ты опять купила творог не в «Пятёрочке»? Я же сказала — там на пятнадцать рублей дешевле. Или тебе плевать, что я тут считаю каждую копейку? Я молча выкладывала пакеты на стол. Четверг. Шесть вечера. Обычный допрос. — Ты слышишь меня вообще? Павел сидел в комнате за компьютером. Он всегда находил срочные дела, когда мать начинала. — Мам, хватит, — буркнул он, не поднимая головы. Тамара Сергеевна даже не обернулась...

Двушка была светлая, с высокими потолками, на третьем этаже. Своих денег хватило бы только на студию где-то на окраине. Нина Петровна продала свою однушку, отдала сыну, и они купили эту квартиру вместе. Оформили на двоих — на неё и на Андрея. Тогда казалось, что это помощь. Свадьбу играли через месяц. Ресторан, гости, белое платье. Тосты шли один за другим. Нина Петровна сидела рядом с сыном в бежевом костюме, прямая, как струна, и не пила. А потом встала. Подняла бокал с игристым, постучала ложкой по стеклу...

Я вытерла руки о полотенце и посмотрела на торт. Бисквит ровный, крем не потёк, сверху ягоды. Четыре месяца мы с мужем прожили в квартире его родителей одни — они на даче торчали. Накопим на своё, съедем. Простой план. Ключ в замке щёлкнул, и я вздрогнула. — Ну что, посмотрим, как тут у молодых, — голос свекрови прозвучал ещё с порога. Она вошла, огляделась, прошла на кухню. Я вышла навстречу, улыбнулась из последних сил. — Здравствуйте! Проходите, я торт испекла. Она посмотрела на меня так, будто я предложила ей съесть картонку...

Она стояла у плиты и слушала, как за стеной кричит свекровь. Снова. Третий раз за утро. Екатерина Ивановна требовала выпустить её на улицу — немедленно, потому что «дети ждут у школы». Каких детей — непонятно. Ей восемьдесят один, её дети давно выросли, один из них сейчас сидит в офисе. — Екатерина Ивановна, дождь на улице. Промокнете. — Ты держишь меня в заложниках! Позвоню в полицию! Телефон свекровь находила каждые полчаса. Набирала случайные цифры. Однажды вызвала скорую — сказала, что её «бьют и морят голодом»...

Дверь хлопнула — резко, по-ноябрьски. Марина подняла голову от накладной. Мужчина в мятой куртке остановился у стеллажа с кормами, оглядел зал. Потом повернулся. И она его узнала. Дмитрий улыбнулся. Не по-доброму. — Маринка? Боже, не ожидал тебя тут увидеть. Пальцы сами сжали ручку. Марина молчала. Он подошёл ближе, оперся о прилавок. — Думал, ты хоть куда-нибудь пристроишься после развода. К маме там, ещё куда. А ты здесь. За прилавком. В зоомагазине. Запах его одеколона — тот самый. Раньше он означал: сейчас начнётся...

Марина узнала о продаже дачи из телефонного разговора с братом. — Слушай, мать вчера дачу продала. Нам на квартиру отдаёт и на свадьбу. Повезло, да? Она стояла на кухне с ножом в руке над разделочной доской. Нож завис в воздухе. — Повтори? — Ну дачу. Продала. Мы с Алёной наконец съедем от её предков. Та самая дача. Где отец учил её собирать грибы. Где она первый раз целовалась с мальчишкой из соседнего посёлка. Продана. Павел вошёл, когда она сидела за столом с недорезанными огурцами перед собой...

Оля вышла из лифта с двумя тяжёлыми пакетами. Двадцать девятое декабря, продуктов накупила на неделю вперёд — через два дня Новый год, через месяц свадьба. Жизнь наконец складывалась правильно. Ключ повернулся в замке. Она толкнула дверь плечом и замерла. В прихожей стояли чужие сапоги — женские, на шпильке. Рядом детские кроссовки. И большой чемодан. — Олег? Он вышел из кухни быстро, лицо виноватое. — Слушай, не психуй. Сейчас объясню. Оля молчала. Олег заговорил торопливо: — Это Инга с Кристиной...

Она стояла у окна и смотрела, как во дворе молодая пара въезжает в новую квартиру. Девчонка смеялась, таская коробки, парень волок диван. Ей было двадцать восемь, и она до сих пор спала в комнате, где обои клеили, когда ей было десять. Треть двушки принадлежала ей по документам — после приватизации. По бумагам собственник, по факту — бесправная квартирантка. — Опять в окно пялишься? Данила сейчас придёт, стол накрой. Мать прошла мимо, шаркая тапками. Данила — жених, свадьба через месяц. Три года они встречались и всё откладывали разговор о том, где жить...