Рассказ на вечер

Все говорили, что мне повезло со свекровью. Еще бы: отдать молодоженам ключи от «сталинки» в центре города, а самой ютиться на даче — это подвиг. Я тоже так думала, пока однажды не вернулась с работы пораньше и не застала «святую женщину» перебирающей моё нижнее белье. — Ленка, ты дура или притворяешься? — Светка чуть не выронила чашку с кофе. — Тебе квартиру дарят! В центре! Потолки три метра, лепнина, паркет! А ты нос воротишь? — Я не ворочу, — огрызнулась я, ковыряя вилкой уже остывший чизкейк...

История о том, как хрупкое семейное счастье разбилось о быт, когда на пороге «двушки» появилась родная сестра мужа с чемоданом, тремя детьми и великой вселенской обидой. Лена думала, что самое страшное в жизни — это ипотека, но оказалось, что настоящая катастрофа носит имя Света и считает, что ей все должны. — Ты собираешься открывать или будешь ждать, пока они дверь вынесут вместе с косяком? — крикнула я мужу из ванной, пытаясь смыть с себя усталость рабочей недели вместе с маской из голубой глины...

Мы привыкли измерять успех квадратными метрами в пределах Садового кольца, а любовь — суммой перевода на карту Сбербанка. Но иногда жизнь швыряет тебя лицом в крапиву у покосившегося забора, чтобы ты вспомнил: корни — это не то, что лечат у стоматолога, а то, без чего ты — перекати-поле, пусть и в дорогом пальто. Кофе был дрянной, капсульный, со вкусом жженой резины и моего утреннего раздражения. Я смотрел на жену, Иру, которая с хирургической точностью намазывала рикотту на безглютеновый хлебец, и думал о том, что мы стали похожи на манекенов из витрины ЦУМа...

Когда ты в разводе, на мели и в белых брюках, жизнь просто обязана подкинуть тебе наследство. Казалось бы – вот он, шанс начать новую главу в стиле «Ешь, молись, люби». Но вместо уютного домика в Тоскане я получила полуразрушенный особняк в глухой провинции, кота-уголовника и армию разъяренных кредиторов во главе с моим же соседом. — Девушка, вы либо выходите, либо я включаю счетчик как за лимузин! — рявкнул таксист, сплевывая зубочистку в приоткрытое окно. — За лимузин? — я скептически оглядела его «Ладу», помнящую еще Брежнева молодым, и поправила солнечные очки...

Чайная ложка звякнула о блюдце с такой силой, что звук показался выстрелом. Катя вздрогнула, но глаз не подняла. Она знала: если сейчас посмотрит на свекровь, то просто встанет и уйдет в ночь, в декабрьскую слякоть, в никуда. А идти было некуда. Три года брака стерли её гордость в мелкую, серую пыль. На кухне пахло старым жиром, валерьянкой и безысходностью. Этот запах въелся в обои, в занавески, кажется, даже в поры на Катином лице. Тамара Павловна, грузная, как комод красного дерева, возвышалась над плитой...