Детство у бабушки.

Ксения сидела на краю кровати, затягивая ремешок босоножки, и чувствовала, как внутри поднимается то самое холодное раздражение, которое всегда предшествовало скандалу. С утра день казался идеальным: пятница, аванс пришёл, вечером — долгожданный спа, подарочный сертификат от коллег. Уже месяц он лежал в её сумке, и сегодня наконец-то наступил её час. Три часа тишины, масла с запахом апельсина и никто не просит «сделай мне чай». Она уже почти вышла из комнаты, когда в дверях кухни возник Роман. В трениках, растянутых коленками, в старой футболке, в которой он обычно пил пиво и чесал пузо...

Лика открыла дверь своим ключом и в тот же момент пожалела, что вообще пришла домой. На пороге её встретил запах — не то чтобы неприятный, но такой тяжёлый, густой, с нотками дешёвого пива, жареной колбасы и мужских носков, что сразу стало ясно: сегодня снова был «мальчишник». В коридоре валялись кроссовки — чужие, грязные, с прилипшими к подошвам листьями. Матвей, как обычно, собрал друзей прямо у них дома. Потому что где ещё? У кого жена молчит и всё убирает, там и база. Лика скинула на пол сумку,...

Кухня в их двушке была одновременно царством Даши и её офисом, фотостудией и кладовкой для реквизита. На столе — штатив, светильник, ноутбук, тарелка с половиной съеденного салата (на самом деле он был не салатом, а частью съёмки для рекламы ресторана), рядом телефон с тысячей уведомлений, и кружка с остывшим кофе, который она разогревала уже трижды. Запах — смесь оливкового масла, обжаренной курицы и какого-то соуса с чесноком, который она экспериментально смешала для нового поста. И в этот уютный хаос ворвался он — Олег...

Юля проснулась от стука. Сначала подумала, что это соседи сверху снова что-то сверлят, но нет — стук был рядом. На кухне. Она прислушалась: металлический звон ложки о раковину. Потом скрип табуретки. Потом шлёпанье босых ног по линолеуму. И, наконец, хлопок дверцы холодильника. Всё ясно — Максим пошёл завтракать. — Юль, где моя колбаса? — раздался голос из кухни. Юля зарылась в подушку и сделала вид, что не слышит. — Юль! — повторил он, громче. — Ты вообще покупала что-то к чаю? Она не ответила...

Вероника стояла у плиты и методично помешивала кастрюлю, где бульон бурлил и пыхтел, словно сам возмущался тому, что его заставляют кипеть в присутствии свекрови. Она слышала её голос ещё с коридора — густой, тягучий, как остывший кисель. Тамара Павловна что-то вещала Игорю о ценах на квартиры и о том, что «сейчас всё расхватают, надо брать, пока не поздно». Вероника знала этот тон: он означал, что её, Веронику, сейчас будут мягко и долго подводить к какому-то «разумному» решению, а в итоге окажется,...

— Алиночка, я тебе такое привезла! — голос Вероники Матвеевны звучал с порога как фанфары, объявляющие торжественный въезд королевы в завоёванный город. Она стояла в проёме, гремя сумками, и улыбалась так, будто спасла нас с Денисом от вечной нищеты и серости. В руках — огромный свёрток, обмотанный верёвкой. На вид — труп, завернутый в ковёр. На деле — тот самый ковёр. — Мама, может, ты потом? — Денис потянулся, чтобы помочь ей сумки занести. Его мягкий тон напоминал робкую попытку разбудить кота, который уже поднял лапу для удара...

Вечер был тихий, на редкость. Даже соседи сверху не топали, как обычно, а кот не выл под дверью, требуя вторую порцию корма. Но на кухне уже полыхала тихая семейная война — та самая, которую никто официально не объявлял, но все давно знали, что она идёт. Ольга резала помидоры для салата, не глядя, почти на автомате. Лезвие ножа шуршало по доске, как капля по стеклу во время дождя — раздражающе и однообразно. За её спиной на табурете сидела Галина Борисовна, свекровь, и громко пила чай. С шипением, как будто специально...

Анна вошла в квартиру, щёлкнула замком, повесила сумку на крючок в прихожей. От сумки пахло бумагой, чернилами и холодным осенним воздухом — она только что вернулась из офиса, где весь день сводила дебет с кредитом и слушала нытьё клиентов про то, как «опять не сходится отчётность». Дома было тихо, только из кухни доносилось приглушённое бормотание телевизора. Запах пережаренного мяса смешивался с ароматом дешёвого табака — Игорь снова курил прямо на балконе с открытой дверью, уверяя, что так «вытяжка справится»...

Утро началось с того, что любимое кресло Леры стояло не там, где должно. Точнее, оно вообще не стояло — его безжалостно задвинули в угол, за штору (ну ладно, не штору, а плотную светозащитную ткань IKEA, которой Кирилл гордо хвастался друзьям: «Смотрите, как уютно сделал»). На его месте теперь красовался черный, массивный геймерский трон мужа с регулируемыми подлокотниками и запахом дешёвой кожзаменительской роскоши. Вся гостиная — её гордость и тыл — выглядела так, будто тут прошёл ураган имени «Мужик знает лучше»...

Ольга проснулась от запаха холодного кофе. Он стоял на тумбочке с вечера, недопитый, с жирными разводами на чашке — Виктор, как всегда, не потрудился убрать за собой. На часах было семь тридцать, и дом дышал той утренней пустотой, в которой больше всего чувствуется чужое присутствие. Странно, но именно в тишине Виктор ощущался особенно громко: его старые кроссовки на пороге, вытянутые спортивные штаны на спинке стула, его вечно раскрытая пачка чипсов рядом с ноутбуком. Она села на край кровати и провела рукой по одеялу — оно было теплое только с одной стороны...

Лера ввалилась в квартиру с привычным чувством облегчения и раздражения одновременно. Облегчения — потому что можно снять эти дурацкие лодочки, в которых она бегала по совещаниям весь день, и наконец-то выдохнуть. Раздражения — потому что в прихожей, как всегда, лежали кроссовки Кирилла, его куртка на стуле и ещё эта уродливая бейсболка с логотипом какой-то автозапчастной фирмы, подаренная «по дружбе» кем-то из его друзей. — Ну что за свинарник, Кирилл… — пробормотала она, сгибаясь, чтобы поставить туфли на полку...

Послесвадебное утро у Анатолия и Натальи получилось не таким, каким они его себе представляли. Да, они встали поздно, да, на кухне ещё пахло вчерашним салатом «Оливье», который так и не доели, но вот ощущение праздника куда-то испарилось. Наталья, аккуратно подтягивая на коленях плед, пересчитывала деньги из конвертов и выглядела так, словно вела ревизию на складе. — Двадцать, сорок, шестьдесят… — бубнила она, пересчитывая пачку. — Странно. Очень странно. — Что странно? — лениво спросил Анатолий, поправляя очки...