Забыто, но было

Ноябрь 1975 года. На борту большого противолодочного корабля «Сторожевой», стоящего в Риге, происходит нечто невероятное. Капитан III ранга Валерий Саблин отстраняет командира, собирает офицеров и матросов и заявляет: Через сутки корабль будут обстреливать свои же. Через год Саблина расстреляют. За что? За попытку напомнить стране, что она забывает, ради чего была построена. Это был жест не бегства, не злобы, не цинизма - это был почти романтический жест в духе раннего двадцатого века, где офицер верил, что честное слово и вера способны перевернуть систему...

Он пережил космос. Выдержал 108 минут в невесомости, стал символом страны, человеком, на которого молились и которым гордились. Он был живым флагом СССР, витриной эпохи, которой не стыдно гордиться. И вдруг - смерть. Не в огне, не в вакууме, не при столкновении с атмосферой другой планеты. А в сером, затянутом облаками небе под Владимиром. Обычная тренировка. Простой вылет. Казённый МиГ-15УТИ. Этот вопрос не покидает ни журналистов, ни историков, ни простых людей даже спустя десятилетия. Ответа до сих пор нет...

На старых советских картах они ещё есть. Ровные квадраты, строгие подписи, аккуратные улицы. В легенде - статусы: рабочий посёлок, город областного подчинения, стратегический объект. На деле - пустота. Ветер гоняет пластиковый пакет между бетонных коробок, скрипят ржавые качели, мёртвые окна смотрят в серое небо. Никаких людей. Только следы присутствия - словно кто-то ушёл в спешке и не успел закрыть за собой дверь. В этой статье я расскажу о городах СССР, которые исчезли - физически или морально...

В нашей семье о деде почти не говорили. Только однажды бабушка сказала: “Лучше не спрашивай”. И я не спрашивал. Долгое время мне казалось, что, наверное, он просто умер на войне или пропал без вести, как многие. Лаконичная надпись в старом семейном альбоме: «Погиб в 1937» - ни дат, ни обстоятельств. Я вернулся к этому вопросу случайно. Перебирал бумаги на чердаке дачи - и нашёл старую справку. Уголок сожжён, почерк блеклый. Только одна фраза бросилась в глаза: «Реабилитирован посмертно». И всё - эта строчка стала началом самой мрачной главы семейной истории...

Когда Сталин умирал, рядом были врачи, но каждый из них знал: если диагноз не понравится - их ждет не консультация, а камера. Они лечили вождя, дрожа от страха - и в прямом смысле боялись дышать. Каждый укол становился политическим актом, каждое слово - потенциальным доносом. Эта история не о диагнозе, это история о страхе, смерти и о том, как система теряет диктатора, которому сама же и позволила стать бессмертным - на бумаге. Это история о последнем спектакле великого страха, поставленном на сцене советской медицины...