Живые истории, от которых горишь

Я вернулась домой после ночной смены в больнице — двенадцать часов на ногах, бесконечные капельницы, скандалы с родственниками пациентов. Хотелось только добраться до кровати и провалиться в сон. Ключ повернулся в замке легко, но уже на пороге я почувствовала — что-то не так. В прихожей пахло чужими духами, сладкими, приторными. На вешалке висела незнакомая курточка. А посреди коридора стоял мой чемодан. Тот самый, который я брала в отпуск два года назад. — Собирай вещи и убирайся! — голос Влада ударил как пощёчина...

Я вернулась с работы в половине восьмого, усталая после совещания, которое затянулось на два часа. Ключ повернулся в замке легко, но уже в прихожей я поняла — что-то не так. Чужие тапки стояли у двери. Бордовые, потёртые, с вытянутыми задниками. Я таких никогда не покупала. Из гостиной доносились голоса. Я сбросила туфли и прошла дальше, чувствуя, как внутри начинает закипать что-то тревожное. На моём диване, на том самом месте, где я обычно сидела с книгой по вечерам, развалилась Валентина Петровна — моя свекровь...

Я стояла у раковины и мыла посуду после ужина, когда Дмитрий, не отрываясь от телефона, буднично бросил: «Слушай, ты ведь не против, если я отдам твою квартиру маме? Ей там совсем плохо — коммуналка старая, соседи шумные, она устала». Губка выскользнула из руки и шлёпнулась в мыльную воду. Я обернулась, думая, что ослышалась. Но Дима смотрел на меня с лёгкой улыбкой, будто предложил что-то само собой разумеющееся — купить хлеба по дороге или поменять шторы в гостиной. — Ты серьёзно? — выдавила я...

Через неделю после похорон мужа ко мне явилась его сестра Лариса с папкой документов и таким видом, будто пришла на деловые переговоры, а не в дом, где ещё пахло больничными лекарствами и недопитым чаем. Она даже соболезновать толком не стала — кивнула сухо, присела на край дивана и выложила перед собой бумаги, словно раскладывала карты перед решающей игрой. «Я хочу свою долю в квартире брата, — сказала она твёрдо, глядя мне в глаза. — Это моё законное право». Я сидела напротив, всё ещё в чёрном платье, которое не успела снять после поминок, и смотрела на неё как на чужую...

Я стояла на пороге гостиной с подносом в руках и слышала, как за спиной затихли все разговоры. Свекровь Валентина Петровна сидела во главе стола — накрашенная, в новом бордовом платье, — и смотрела на меня так, будто я принесла не салат оливье, а ведро помоев. — За столом для тебя нет места, — отчеканила она громко, на весь зал. — Ты из прислуги. Вот и сиди на кухне, где тебе положено. Я замерла. Поднос задрожал в руках. В комнате стояла такая тишина, что слышно было, как за окном проехала машина...