Живые истории, от которых горишь

Я открыла дверь в субботу утром, собираясь выйти на пробежку, и застыла на месте. На лестничной площадке стояла Людмила — моя бывшая свекровь — с двумя огромными сумками и потёртым чемоданом. Рядом топтался Антон, мой бывший муж, глядя куда-то в сторону, как провинившийся школьник. — Ленок! Привет! — Людмила расплылась в улыбке, от которой у меня всегда начинали чесаться ладони. — Мы тут подумали... Ситуация у нас сложилась, понимаешь. Из квартиры выселяют, долги накопились всякие. Ну ты же знаешь, как сейчас тяжело...

Я вернулась с кладбища, когда солнце уже клонилось к закату. Полгода. Полгода, как Дима лежит в холодной земле, а я всё не могу привыкнуть просыпаться одна. Ключи дрожали в руках — каждый раз, подходя к этому дому, я чувствую, как внутри всё сжимается. Дом, который мы с Димой только начали обживать, в который он так и не успел въехать по-настоящему. Болезнь накрыла быстро, за три месяца выжгла его изнутри, оставив меня с дочкой Машей и этими проклятыми стенами, которые помнят больше его отсутствие, чем присутствие...

Я тащила тяжёлые сумки из машины к дому и уже издалека увидела их — Сергей в гамаке на веранде, уткнувшись в телефон, Вика на шезлонге, в солнечных очках и с журналом на коленях. Картина маслом. Идиллия. Курорт. Только вот курорт этот — мой дом, который я купила на собственные деньги, работая как проклятая последние пять лет. Полгода назад брат позвонил: "Сестрёнка, можно к тебе на недельку? Устали от городской суеты, хотим отдохнуть". Я согласилась. Неделя превратилась в месяц, месяц — в два, потом в три...

Я открыла дверь своей квартиры и замерла на пороге — на кухне сидели свекровь Тамара Ивановна и золовка Инга, как у себя дома, попивая чай из моих чашек. Пятничный вечер, я вымоталась на работе до предела, мечтала добраться до дивана и тишины, а тут — сюрприз. Откуда у них ключи? Ах да, Дима дал матери "на всякий случай", когда я была против. "Вдруг что-то случится, мама поможет", — говорил он. Помощь, ага. — Мариночка! Вот и ты! — свекровь вскочила навстречу с улыбкой, от которой у меня всегда начинало ныть за грудиной...

Я слышала слово "святая" так часто, что оно начало вызывать у меня тошноту. "Святая мама сказала", "святая мама считает", "святая мама расстроилась" — каждый день, по десять раз на дню. Максим произносил его с таким придыханием, будто речь шла не о его матери Людмиле Николаевне, а о небесной покровительнице. А началось всё год назад, когда я ещё не знала, во что ввязываюсь. Квартиру эту мне оставила тётя Вера — двухкомнатную, в хорошем районе, с ремонтом. Она умерла внезапно, от инфаркта, и по завещанию всё досталось мне...