Творческий уголок души

В тот день мне хотелось почувствовать себя взрослой, но при этом — любимой… Такой, знаете, как в детстве: когда даже взрослость не страшна, если рядом мама улыбается и гладит по голове. Я проснулась рано, прямо по привычке отличницы— всё под контролем, всё заранее спланировано. На кухне тихо. Мама обычно заводит чайник, на плите шипит молоко. Сегодня — только холодная тишина и запах несвежих апельсиновых корок. Семнадцатого февраля мне исполнилось восемнадцать. Совершеннолетие — не просто дата, а целая веха, момент отсчёта...

Не бывает в жизни идеальных расчётов. Я знал это всегда, с тех самых пор, как приехал в этот город — с баулом, сыплющимся песком из старых кед, весь в надеждах и страхах, как всякий паренёк из глуши. Не было у меня никого — ни друзей, ни связей, ни денег на старте. Только улыбка и решимость что-то доказать, кому-то стать нужным. И тогда появился Виктор. Седой, с улыбкой до ушей, со стальным голосом — настоящий городской ветеран офисных боёв. Для меня он был чем-то вроде олицетворения удачи: протянул...

В тот понедельник я, честно говоря, пребывала в прекрасном расположении духа. Жизнь шла своим чередом — подписчики только успевали ставить сердечки да писать: “Марина, твой зелёный смузи — это чудо!” Я гордилась собой и даже не зарывалась в диван на всякий случай, как бывало раньше. Сама себе инфлюенсер, сама себе телеведущая. В эфире — радость жизни! Камера ловит солнечный свет, стол блестит новыми фруктами, а я — с широченной улыбкой: — Доброе утро, волшебницы! Сегодня поговорим о пользе... Но тут где-то в коридоре раздался топот, будто стая гусей решила маршем пройти к холодильнику...

Казалось бы, всё было как у людей: двушка в спальном районе, неприметный подъезд, маленький балкончик — летом завален геранью и коробкой для старых журналов. Муж Павел ворчал на эти «Бабкины клумбы», а мне это «сельское» напоминало детство: аромат сырых стёкол по дождю, вечерний свет с кухни, когда мама возится у плиты… Казалось, во всём этом уюте нет места беде. Но беда пришла — тихо, почти на цыпочках. Маме, Галине, понадобилась операция на сердце. Пережили. Слезы, аптеки, ночи на кресле прямо в палате...

Сколько себя помню, я любила порядок — особенно в мелочах. Наверно, поэтому генеральная уборка у нас всегда превращалась чуть ли не в праздник. Только в тот серый мартовский день всё пошло как-то иначе. Я вообще не собиралась лезть в рюкзак Андрея... Просто он лежал брошенный, привычно небрежно, возле кресла, а вещи из него будто сами просились наружу — старый блокнот, свернутый ремень и странный футляр с ключами. Два блестящих комплекта на синем колечке. Один мой, второй, очевидно, Андрея. Но третий? Легко притвориться, что ничего не заметила...

Я и раньше подозревала, что Андрей — человек, которому по-настоящему важны именно друзья. Но всё же, знаете, мы ведь — женщины — склонны надеяться, что любовь изменит всё к лучшему. Тем более, когда тебе двадцать пять и кажется: «Вот сейчас всё только начинается». В этот вечер, когда кирпичи суеты большого города будто бы вдруг сползли с плеч, я впервые позволила себе настоящую слабость — быть одновременно ранимой и сильной. Я вернулась с работы чуть раньше, чтобы всё успеть. На плите томилась курица с апельсинами — по маминому рецепту...

Город тонул в весенней сырости, и я, продрогшая после длинного рабочего дня, мечтала только о доме: о чае в любимой кружке, о шерстяных носках, о коте, который всегда встречает на пороге шершавым «мяу». Но дом в этот вечер ответил мне тишиной и глухим отстранением. Ключи — три штуки на старом красном брелке — как обычно легли в ладонь. Один, второй… Холодный металл царапнул пальцы. Нет — дверь не поддаётся, словно внутри кто-то подкладывает тяжёлый засо́в. Пару минут я механически меняла связки, выдыхала, пробовала снова, прижималась лбом к обшитой искусственной кожей поверхности...

Иногда прошлое не отпускает нас — даже через годы Просыпаться ранним утром пятницы 13-го стало для меня дурной традицией. Пульс колотился в висках, будто предчувствуя беду задолго до новостей. В этот раз её не пришлось долго ждать: весь город снова гудел о ночном убийстве. Кто-то из молодых — опять ритуальные детали, опять ужасная дата. Я не могу сказать, что удивился, когда меня вызвали в участок. Слишком часто я оказывался подозрительно рядом: бывший следователь — мой отец, жертва среди знакомых...

Когда тишина дома прячет неожиданные тайны В тот вечер наша квартира пахла пассированным луком, а из коридора шептались тревожные сквозняки. Я грызу яблоко, делаю вид, что решаю задачку по алгебре, хотя на самом деле прижимала ухо к полуоткрытой двери кухни. Мама разговаривала с тётей Любой, соседкой из третьей квартиры — их голоса вплелись в мелодию посуды и вечерних новостей. Обычно, когда взрослые сплетничают, ничего интересного для подростка нет — но тут голос мамы стал глуже, тише, даже будто чужим...

Любая дорога домой может быть гораздо длиннее, чем кажется В тот вечер я ехала в автобусе, как будто на другой конец света. Не просто домой — от себя самой, от воспоминаний, от всех тех слов, что рвали душу после ссоры с мамой. И после того, что случилось с Верой… Разве этого кто-то когда-то простит? Темные огни города клевали окна, как воробьи. Последний городской автобус — думаешь, никого не встретишь, кроме таких же уставших теней. Но я ошибалась. Помнится, отец в детстве говорил мне: «В ночном...

А вы замечали — как часто наши детские мечты тонут под ветхой волной чужих советов? Вспомните, вам мама когда-нибудь говорила: «Зачем тебе это, сыночек?» Или, может, бабушка шептала: «Главное — стабильность». Я так привык к этим словам, что долго считал: «мечтать» — почти неприлично. Меня зовут Андрей. Сейчас мне 25, но в душе будто до сих пор восьмилетний пацан, который по вечерам рисовал на обратной стороне школьных тетрадей — фломастерами, карандашами, мамиными подводками (простите, мам). Тогда я всерьёз хотел стать дизайнером...

Смешно признаться, но именно обойные швы и кружевные занавески первыми почувствовали разлом в нашем доме. Мы меблировали не только стены и полки, но и друг друга — кто резче, кто с уступкой. Я выбирала шторы, Павел — обои для прихожей. Всё как в жизни: ты — за уют, он — за строгость. Варится суп, греется чайник. Носки на батарее, журнал на диване. Когда-то каждый этот бытовой эпизод был тёплым доказательством любви, простым радостным мигом. А теперь? Теперь соринку в банке с солью обсуждали с обидой, а покупку новой сковороды — со счетом...