Художники Николай Лукашук и Полина Горецкая

Говорить о моде, не упомянув имя Льва Самойловича Бакста, – все равно что рассуждать о балете, забыв о Дягилеве. Это фундамент, тот самый культурный код, который мы, часто того не осознавая, продолжаем расшифровывать и носить на себе вот уже более века. Бакст не просто «повлиял» на моду – он совершил в ней революцию, перевернув с ног на голову все представления о цвете, форме и теле европейской женщины. До «Русских сезонов» Дягилева в 1909 году Париж, законодатель мод, дышал утонченной, но удушающей атмосферой салонного модерна...

Вопрос автопортретов художников — это вопрос самоидентификации творца, его кредо, сформулированное не в манифестах, а в зримых образах. Это разговор с собой наедине, но приглашающий в свидетели всё человечество. Если подходить к вопросу не как к составлению хит-парада, а как к глубокому феноменологическому анализу, то список неизбежно сменится иерархией смыслов. Безусловно, титаном здесь остается Рембрандт. Его автопортреты — это не галерея образов, а единственный в истории искусства роман в картинах, написанный кистью, а не пером...

Коллеги, позвольте предложить вам более пристальный взгляд на одно из самых загадочных и судьбоносных произведений отечественного искусства – картину Кузьмы Сергеевича Петрова-Водкина «Купание красного коня». Мы не просто анализируем живописное полотно; мы пытаемся расшифровать сложнейший сплав мифологических пластов, который художник, словно провидец, явил миру накануне великих потрясений. Чтобы понять гениальную находку Петрова-Водкина, мы обязаны обратиться к истокам. Его «Красный конь» – не порождение одинокого гения, а мощный, всплывший из самой толщи национального мифосознания архетип...

Друзья, позвольте поделиться размышлением, корни которого уходят в самую суть нашего творческого бытия. Мы часто говорим о живописи, о скульптуре, о графике как о самостоятельных мирах, но забываем спросить: а из какого зерна проросли эти миры? Ответ, на мой взгляд, един и непреложен: всё изобразительное искусство, в его бесконечном многообразии, вышло из мифа. Не из натуры, не из абстрактной идеи прекрасного, а из изначального, архетипического мифа. И этот путь можно проследить в конкретных артефактах, которые, как вехи, отмечают эту непрерывную связь...

Знаете, что нужно, чтобы написать белые мальвы на лугу? Не просто изобразить цветы, а поймать то самое чувство свободы, когда они растут сами по себе, без намёка на присутствие человека — без сараев, домов, покосившихся заборов? Это целое путешествие. Сначала — найти. Найти то самое поле, где они живут своей жизнью. Где ветер гуляет по верхушкам, а каждый стебель тянется к солнцу не для того, чтобы кто-то им любовался, а просто потому, что так надо. Это место нужно почувствовать кожей: вдохнуть его запах, услышать жужжание шмелей и шелест травы...