Сердце и Вопрос

После бури наступили дни тяжёлого, молчаливого труда. Мы расчищали завалы, латали кровлю, спасали от сырости книги Марии. Каждый удар топора, каждый вынесенный из избы ком грязи был не просто работой — это был ритуал. Ритуал восстановления своего мира, по кирпичику. В этой работе не было места большим разговорам. Но решение зрело во мне с каждой пройденной тропинкой, с каждым глотком ледяной воды из нового родника, с каждым взглядом, который я ловила на себе. Этот взгляд принадлежал Егору. Он был другим после ночи в пещере...

Тишина пришла внезапно. Один момент — мир сотрясался от рёва, скрежета и воя, а следующий — наступила оглушительная, почти священная тишина. Только редкие капли, падающие с козырька пещеры, нарушали её. Мы сидели, заворожённые этой переменой, боясь пошевелиться, словно одно неловкое движение могло разбудить спящего зверя снова. Первым осторожно поднялся Егор. Он подошёл к выходу и замер, глядя наружу. Его спина, ещё несколько часов назад служившая мне опорой и защитой, снова стала прямой и настороженной...

Воздух стал тяжёлым и сладковатым, пахнущим озоном и далёкой грозой. Птицы умолкли задолго до того, как мы это заметили, а звери словно растворились в чаще. «Атлас» затих, затаился, будто прислушиваясь к чему-то огромному, надвигающемуся с запада. Даже наши собственные тяжёлые мысли о предательстве и новой угрозе куда-то отступили, сменившись животным, первобытным предчувствием. Мария первая вышла на крыльцо, подняла лицо к небу, где клубятся темно-свинцовые тучи, и тихо сказала: «Идёт буря. Очищающая»...

После того как Сергей скрылся в лесной чаще, на поляне повисла тяжёлая, гнетущая тишина. Мы узнали страшную правду, но она была абстрактной, как тень. «Богатый заказчик», «частный фонд» — эти слова висели в воздухе неосязаемой, но от этого не менее страшной угрозой. Мы сидели у холодного очага, и каждый был погружён в свои мысли. Я пыталась осмыслить, что на нас охотились как на диковинных зверей. Мария молча смотрела в огонь, её лицо было непроницаемой маской — маской хранительницы, привыкшей к тому, что мир хочет отнять её сокровища...

Мы думали, что кошмар закончился. После трёх дней тишины, нарушаемой лишь шепотом леса и нашими собственными тяжёлыми мыслями, начало казаться, что жизнь в Сердце понемногу возвращается в своё русло. Глеб, с помощью Марии, похоронил Артёма на солнечном склоне за избой — без креста, без надписи, лишь с круглым камнем в изголовье, как того требовали здешние обычаи. Я старалась быть рядом с Егором, пытаясь разглядеть в его отстранённом взгляде хоть проблеск того, прежнего человека. Иногда мне казалось, что он слышит меня...